Танцы на осколках (СИ)

Подойдя к двери, Брест постучал:

— Мурка! Готова, нет? Час прошел, выходи, погуторим.

Из-за резной двери донесся плеск и бульканье, а затем усталый голос:

— Никуда я отсюда не сдвинусь! Если надо поговорить, сами сюда идите, а я из воды ни ногой.

Наемник посмотрел на Милку, пожал плечами и повернул ручку.

В палатах было похожее убранство, и посередине комнаты стояла огромная бадья, из которой торчала только макушка. Прежняя, то и дело булькала из ванны, приказывая служанкам подливать горячей воды.

— Ты даже еще не оделась? — презрительно фыркнула Милка.

Из-за деревянного борта показались два карих глаза:

— Честно говоря, я подумываю приказать слугам отнести меня на ужин прямо в кадушке. Так что считай, я уже облаченная и расфуфыренная, как ты.

Милка захлебнулась возмущением, а Брест только поднял одну бровь:

— Значит, вылазить ты не будешь?

— Не-а, — ответила воровка и скрылась в кадке, — Кстати, вы отлично смотритесь вместе.

Наемник нахмурился: как так выходило, что почти каждая реплика Прежней звучит как издевка? Хотя, судя по сияющим глазам Милки, видимо, так кажется только ему. Служанка нежно погладила его по руке и принялась по-хозяйски поправлять завязь белой рубахи.

— Так ну все, хорош! — взорвался наемник, — Устроили тут балаган! Ты, — он отстранился от служанки, — Ты красивая, не спорю, но знай меру: я тебе не малец, слюни мне вытирать! Ты, — он ткнул пальцем в Муркину макушку, — А ну вылазь! Устроила представление!

— И не подумаю, — прозвучал ответ из кадки, — Своими криками меня не испугаешь, и, кстати, время-то идет, так что лучше начинай то, о чем хотел поговорить.

Брест шумно втянул воздух и принялся мерить комнату широкими шагами, иногда бросая злобные взгляды на девок. Милка испуганно отстранилась и покорно уселась на ближайший стул, а эта противная девица, даже ухом не повела. Наемник остановился, глубоко вздохнул, успокаивая шум крови в ушах.

— Та-ак, — протянул он. Мужчина помолчал еще какое-то время и, наконец, продолжил. — Есть соображения на сколько глубоко мы влипли на этот раз?

— Я бы сказала по самое гузно, — отозвалась спокойная Мурка.

— Что так?

— Суди сам, — она высунулась из воды и принялась разглядывать сморщенные пальцы, — Этот чародей крутит нами как хочет. Мы, можно сказать, залезли к спящему медведю в берлогу и теперь отплясываем гопак у него на носу.

— Но он сказал, что мы его гости, раз родня бабы Ежны, — вставила слово Милка.

— А я сказала, что вы хорошо смотритесь вместе, дык не всему же теперь верить надо, — пожала плечами воровка.

Служанка подозрительно сощурилась, где-то в словах Прежней скрылась насмешка, только она не могла понять где.

— Из огня да в полымя, — заключил Брест, — Думаю, коли бабка твоя не сбрехала, то надо бы с чародеем договор заключить, чтобы по выполнении работенки, он камень вернул.

— Это я беру на себя, — отозвалась воровка.

— С чего вдруг? — засомневался наемник.

— В прошлой жизни я была одной из самого гнусного племени юристов. Договоры — мой конек.

— Как знаешь, — не стал спорить Брест, — Теперь ты, — он повернулся к служанке, — Пора бы уже раскрыть карты, голуба.

Милка удивленно подняла брови:

— Не поняла я.

Брест придвинул стул и сел напротив служанки, облокотившись о колени:

— Давай-ка на чистоту, радость моя, — он пристально сверлил ее стальным серым взглядом, — Кто ты на самом деле и откель?

— От это я тоже послушаю, — высунулась из ванны Прежняя.

Служанка, окруженная со всех сторон, ничего не понимала:

— Дык я ж вам вроде поведала все. Из полянцев сама, а батя…

Брест чуть склонил голову набок, и этого жеста было достаточно, чтобы Милка замолчала. Теперь перед ней сидел ни добрый и в меру заботливый мужчина, но воин, которому доводилось много убивать и калечить тела, добывая сведения. От наемника волнами исходила опасность, от которой у служанки встали волоски дыбом. Даже Мурка едва заметно поежилась, сидя в горячей ванне. Милка сжалась в комок и жалобно проскулила:

— Я — дочь барона Гжевика из Тринницы.

Брест никак не отреагировал, только врезался взглядом еще глубже. Служанка не выдержала и рассказала о побеге, о плане с сон-травой и дальнейшей жизни в корчме. Закончив, она сидела ни жива ни мертва и ждала приговора. Наемник продолжал молча ее разглядывать, у девушки сошел румянец с лица и на щеках выступили серые пятна. Мужчина поднялся и теперь возвышался над девками, напоминая медведя, вставшего на задние лапы:

— Значит, одна наплевала на свой долг и смылась, бросив отца в ссоре с главным священником, вторая сперла камень, подставив меня и половину Тринницы, а вместе вы, красавицы, оставили город на грани междоусобной войны, так?

Девки присмирели и боялись пошевелиться. Уж что-что, а чувствовать задницей, когда с мужиком лучше не спорить, они умели. Наемник излучал лютую мощь и злобу, и, вставив сейчас ему поперек слово, можно было расстаться с жизнью. Брест круто развернулся, еле сдерживая гнев, и, обернувшись в дверях, процедил сквозь зубы: