Так они стояли, обнюхивая друг друга, чувствуя тепло своих шкурок. Кувырок очень скоро засмущался от такой близости, но не отошел, давая Большеглазке время привыкнуть к его новой окраске. Теперь он понял, чего испугались остальные. Если они никогда в жизни не видели зайца в зимнем наряде, то естественно, что они перепугались и возомнили невесть что — так же, как он перепугался бы, если бы, вернувшись в колонию, увидел, что у них всех красные глаза и желтые хвосты. Все необычное сначала пугает, а любопытство приходит, только когда пройдет страх.
Большеглазка еще некоторое время побаивалась его, но наконец успокоилась и потребовала рассказа о его приключениях. Кувырок начал с описания Убоища: громадная птица с когтями длиной с заячью лапу. На голове гребень от уха до уха. Ужасный горбатый клюв величиной с заячью голову, и глаза холодные и твердые, как прозрачный камень.
— Невозможно представить, чтобы кто-нибудь смог его победить. Он и взрослую лису, наверное, запросто прикончит.
Потом он рассказал, как встретился внутри могильной плиты со старой подругой, Торопыжкой, как попался человеку на винтовой лестнице, как жил в загоне с цементным полом, как его перевезли в дом человека с бородой и как он вышел на свободу.
Большеглазка слушала не перебивая и только иногда кивала головой. Когда он закончил рассказ, она сначала выразила радость, что он остался цел и невредим, а потом добавила:
— А эта Торопыжка… Вы были с ней близкими друзьями?
— Да, очень близкими. Мы выросли вместе в горах. Если бы нас не увезли, мы наверняка выбрали бы друг друга.
— Понимаю, — очень тихо сказала Большеглазка.
— А что такое? — забеспокоился Кувырок. — В чем дело?
Большеглазка посмотрела на бегущую реку, словно ища у нее поддержки, и рассказала ему все:
— Торопыжка погибла. Убоище схватило ее, но есть почему-то не стало. Оно заморило ее голодом в своей башне. Она убежала оттуда и пошла к своей колонии на болоте. По дороге ее встретил Водохлеб. Она умерла у него на глазах. Вот. Мне очень жаль.
Некоторое время Кувырок молчал.
— Так оно заморило ее голодом? — переспросил он.
— Да.
Кувырок заскрипел зубами. Он тоже перевел взгляд на бурно мчащуюся воду и надолго замолчал. Глаза его глядели как-то странно, словно он видел не то, что перед ним, а что-то другое, недоступное обычному зрению. Так иногда глядят совы — в разгар зимних морозов, когда все вокруг голо и мертво и пищи почти нет. Они садятся на столбы и неподвижно глядят перед собой, не мигая и не поворачивая головы, словно видят бесконечность и размышляют, сколько понадобится времени, чтобы ее перелететь. Вот и Кувырок глядел, как сова зимой.
Наконец он повернулся к Большеглазке и сказал:
— Так ты говоришь, ее встретил заяц Водохлеб? А не Чемпион?
— Чемпион собирался ее выбрать, но навстречу ей пошел Водохлеб. Не знаю почему.
— Спасибо, что сказала мне, Большеглазка. Ладно, делать нечего! Теперь давай думать, как убедить колонию, что я…
Глава тридцать восьмая
Неудивительно, что перемена окраски Кувырковой шкурки напугала колонию: легенды рассказывали о многих волшебных и сверхъестественных зайцах с мехом разных цветов. Они возникли в результате экспериментов Громонога, когда великий Первопредок творил различные виды зайцеобразных, чтобы заселить ими землю. Колония, видимо, решила, что Кувырок — один из древних зайцев, явившихся в чужое время, чтобы смутить покой живущих.
Среди первых зайцеобразных были полуночные, или драгоценные, зайцы, которые сейчас населяют небо. Они были созданы задолго до того, как люди вышли на поверхность земли из глубоких пещер (так считали зайцы) или из бурного моря (как полагали псовые). Это было время, когда землю топтали гиганты, когда минералы и камни были живыми, — только появление человека напугало их так, что они стали неподвижными и бездушными.
Когда Бог создал Громонога — который был и парнем и зайчихой одновременно, — Он предоставил ему самому населять землю, создавать тварей по своему образу, соревнуясь с прародителями других родов и видов: A-О, перволисом, и Сен-Сеном, первоволком. Прародители зверей, меняя лик земли, действовали методом проб и ошибок, и зачастую им приходилось начинать все заново. Так, например, Омаро, первовыдра, хотел, чтобы в мире было как можно больше рек, и процарапал острым резаком множество каналов на поверхности земли. А Рифф, первоолень, которому нужны были широкие равнины, чтобы бродить на свободе, крался за ним и засыпал каналы землей, оставляя ровно столько, сколько нужно для утоления жажды будущего оленьего племени.
Громоног сотворил равнины для русаков и горы для голубых зайцев. Но когда дошло до сотворения самих зайцев, Громоног по неопытности, свойственной всем начинающим творцам, начал со слишком сложных, вычурных моделей, перегруженных декором. Он хотел, чтобы его творения яркостью расцветки превосходили попугая, изысканным изяществом — рыбку-жемчужинку, а гибкостью — анаконду.