Танцы на снегу

Человек с трактора напоминал Кувырку пастухов. Иногда он проводил в поле каждый день, а в остальное время раз или два в неделю. Своими повадками он не слишком отличался от животных, пахло от него землей и травой, и даже по его лицу — обветренному, заросшему седоватым мехом, обрамленному нечесаными волосами с застрявшими в них травинками — было видно, что он намного ближе к природе, чем большинство людей, неестественно белых и гладких. Одежда его всегда была перепачкана землей, и под ногтями лежала та же земля. Кувырок не сомневался, что, если бы этот человек поменьше двигался, его одежда поросла бы травой.

Он был молчалив, несуетен, хотя зайцы не чувствовали в нем философской складки, присущей некоторым людям, пристрастившимся к одиноким прогулкам в полях. Он был плотью от плоти местной плодородной земли, и зайцы так и считали, что кости его из камней, тело из суглинка и только кожа человеческая. Им случалось видеть, как он срывал колокольчик и с радостным удивлением его рассматривал. Они видели, как он после рабочего дня удовлетворенно отряхивал руки от земли. Они знали, с каким восхищением глядит он на алые закаты, и чувствовали его внутренний лад и спокойную уверенность, когда он шел по полю морозным утром, чтобы делать свое дело на земле.

Он был простой и сильный.

— Сколь благороден заячий облик! — сказала однажды Стиганда. Волнения жатвы остались позади, и жизнь вернулась в обычное русло. — Такой безупречно классический профиль! Мы, выдры, никак не можем похвастаться столь изысканной фигурой и гордой осанкой.

— Ой, ну не знаю… — в смущении пробормотал Кувырок.

Стоял тихий полдень. Заяц и выдра лениво болтали на речном берегу.

— А вы зато чудесно плаваете. С моей фигурой у тебя, наверное, так бы не получалось.

— Что верно, то верно, — ответила Стиганда со вздохом. — Но ах, что за дивные задние ноги! Ты гордишься ими?

Кувырок бросил взгляд на свои дивные ноги.

— Ну, ноги, правда, ничего, зато у тебя хвост, как руль, красивый и сильный.

Из воды выглянула голова. Это был Гастинд, супруг Стиганды.

— Рыб! — крикнул он.

Стиганда посмотрела на Кувырка.

— Боюсь, что мне придется идти ловить рыбу, — сказала она.

— Рыб! — повторил Гастинд.

— Да ладно, ладно тебе! — Стиганда спустилась к воде. — Шуме те, шеду!

Гастинд исчез под водой, и Стиганда снова поднялась на солнышко.

— Он давно зовет меня копать новую нору, у меня же в такую жару совершенно нет сил думать о работе. Да и годы мои уже не те, чтобы трудиться. Так ты говоришь, что задумал великий поход? Исполнясь отваги, с героическим сердцем хочешь узнать природу летающего чудовища? Так ли я поняла? Великий подвиг ты затеваешь!

— Ну, по правде, я еще не знаю, пойду или нет.

— Конечно, конечно! Я понимаю. У меня бы сердце трепетало перед таким начинанием, но ты столь же бесстрашен, сколь и благороден. Достойна восхищения твоя храбрость, о житель гор, малый ростом! Трусливые колебания неведомы твоему отважному сердечку.

— Неведомы, это верно, — сказал Кувырок, который, однако, вовсе не был так уж уверен в своей неустрашимости. Было трудно разговаривать со Стигандой о задуманном походе — если бы он все-таки не пошел, у него появилось бы чувство, что он обманул выдру.

Стиганда осталась лежать на берегу, вытянувшись во всю длину на спине и подставив солнцу брюшко, а Кувырок вернулся к себе в нору. Большеглазка кормилась где-то на чужом поле. Она сказала утром, что горчица ей надоела. На соседних полях был и салат, и редиска, и лук — большой выбор, и хватало для всех.

Кувырок решил посоветоваться с Джитти. Он не виделся с ежихой с тех пор, как они в начале лета расстались. Давно пора было встретиться и поговорить. Можно там и заночевать, если его старая нора еще цела.

Он отправился в путь, без спешки, останавливаясь время от времени, чтобы обменяться парой слов с зайцами, через поля которых проходил.

От Сильнонога он услышал:

— Говорят, ты будешь драться с Убоищем ради нас?

— Драться? Да что ты! Могу узнать, кто он такой, это верно, но драться — я же не дикая кошка!

Сильноног был, кажется, разочарован.

— Опять ложный слух!

— Слухи всегда преувеличивают. И потом, я не говорил, что пойду. Я только сказал, что могу пойти.

Сильноног совсем потерял к нему интерес.

— Ну ладно, удачи тебе! Ты сейчас куда? На башню, в разведку?

— Нет, иду навестить приятельницу.

— А-а!

Примерно такой же разговор состоялся у него с Камнепяткой и Быстроножкой. Они сидели вдвоем на стерне — на этом поле ее не сожгли — и ссорились из-за белого камешка, который нашли там, где проехала машина. Увидев Кувырка, они забыли о камешке и бросились жадно расспрашивать его о задуманном походе и предстоящем сражении с Убоищем.

Вырвавшись от них, Кувырок понял, что больше не желает встречаться с зайцами. Их чрезмерные ожидания действовали ему на нервы. Он с раздражением понял, что Догоника и Стремглав сильно преувеличили то, что он обещал — да, собственно, и не обещал! — сделать. Интересно, как реагировал бы клан Косогорцев, если бы он объявил им, что хочет сходить на разведку в гнездо золотого орла? Они бы точно решили, что он спятил.