Танцы с королями. Том 2

— Ну, вот и все! — воскликнул он, завязав последний узел. Затем повернулся к кровати, откуда жена протягивала ему руку, и, взяв ее, стал бережно держать между своими огромными ладонями. Мария-Антуанетта улыбнулась ему любящими глазами:

— Спасибо, Людовик…

Нежно целуя ее, он не переставал удивляться чуду, которое подарило ему эту замечательную девушку. Казалось, что без нее он не смог бы править страной. Погладив ее руку, он вышел из-за ширмы через один из узких проходов, оставленных у стены.

Людовик возвращался к ней в тот день еще несколько раз, сообщая о прибытии принцев крови. Их всех срочно вызвали из Парижа и других мест, где бы им в этот момент ни случилось находиться. По давней традиции они должны были присутствовать при родах королевы.

К трем часам утра предродовые схватки значительно усилились и достигли той стадии, когда уже пора было посылать за королем и другими членами королевской фамилии, а также принцами крови. Глаза королевы, устремленные в потолок, видели тени, отбрасываемые фигурами пришедших, она слышала скрип стульев, когда на них садились, и приглушенные разговоры. Появился Людовик и, подойдя к кровати, с тревогой в голосе осведомился о ее состоянии.

— Все хорошо, — удалось ей выдавить из себя, с трудом сдержав стон, который вот-вот готов был вырваться наружу.

Повивальная бабка не могла приказать королю уйти, хотя ему этого очень хотелось бы, но, к счастью, принцесса де Ламбаль, добрая и заботливая подруга королевы, бывшая одной из сиделок, прошептала ему на ухо несколько слов.

— Да, — согласился он, кивнув головой, — конечно, королеве, нужен свежий воздух.

Король бросил на нее любящий взгляд, которого она не заметила, потому что зажмурила глаза изо всех сил, искривив лицо в ужасной гримасе боли. Людовик покинул отгороженное ширмами пространство и был очень встревожен тем, что в спальне почти не осталось места, а люди все подходили и подходили. Прочие придворные ожидали, пока не зайдут принцы и принцессы крови, а затем потоком ринулись вслед, опасаясь, что двери спальных покоев вот-вот захлопнутся у перед носом. У некоторых дам в этом столпотворении прически сбились набок и растрепались. Забыв об этикете, кавалеры и дамы локтями отпихивали друг друга и наступали на ноги соседям. Кое-кто даже принес с собой собственные табуреты, чтобы не томиться долгим стоянием, а слуг по приказу своих хозяев приволокли одну из многоярусных скамеек-трибун, стоявших в оконных нишах зала Зеркал. Как только ее установили, произошла схватка за места на верхнем ярусе откуда были видны головы повивальной бабки и сиделок, двигавшихся за этими всем мешавшими ширмами. Непринужденная болтовня, смех и споры на повышенных тонах из-за мест были, скорее, уместны на ярмарочной площади, чем в палате роженицы. Двойные двери с противоположной стороны были, по счастью, заперты, иначе количество присутствующих увеличилось бы не менее, чем в два раза.

Придя в отчаяние, Людовик стал высматривать дворецкого, чтобы с его помощью обуздать этот неукротимый поток любопытных, и, наконец, заметил человека в ливрее, которого так прижало к косяку двери, что он не мог от него оторваться. В этот момент в проходе зацепились юбками две дамы, и к неудовольствию тех, кто оказался позади, произошел затор. Людовик воспользовался этим благоприятным обстоятельством и крикнул:

— Закрыть двери и не пускать больше никого!

Дворецкий вывернулся и резко захлопнул входные двери. Внутри помещения сразу же стало тише, и люди расселись по местам. По самым скромным подсчетам сюда набилось не меньше пятидесяти человек, но теперь, когда они уже сюда зашли, нечего было и думать о том, чтобы выставить их вон. Тяжело вздохнув, Людовик сел в кресло с высокой спинкой, которое уже ждало его, и долгое бдение началось.

В покоях вскоре стало нечем дышать. Когда терпение Марии-Антуанетты кончилось и послышались ее крики и стоны, Людовик закрыл глаза рукой, опиравшейся на подлокотник кресла, и замер в напряженном ожидании. Он молился за нее и за того младенца, который слишком уж долго не появлялся на свет.

Наступил рассвет. В опочивальне королевы стояла тишина, прерывавшаяся лишь случайным скрипом стульев ил шепотом. В этой тишине почти физически воспринимались крики женщины, испытывавшей родовые муки впервые в ее жизни. Огонь в камине уже давно погас, превратившись в серый пепел, но несмотря на это, в комнате становилось все теплее. Люди постоянно вытирали платками лбы и шеи, невероятно потея в наглухо законопаченном помещении.