Танцы с огнем

— Она умная и веселая, и умеет необидно высказать самое нелицеприятное мнение. Ты просто понимаешь, что она говорит честно, искренне. Она умеет почти все. Видела бы ты ее в прыжке! За ней так радостно наблюдать! А на кухне она могла бы дать Марг сто очков вперед. Только не передавай это Марг, я все равно скажу, что ты лжешь. Она разбирается в винах, книгах, цветах. У нее есть ящик с инструментами, и она умеет ими пользоваться. У нее чудесные дети, а у них свои дети. Она умеет слушать. Она готова узнавать новое. И рядом с ней я чувствую… я чувствую!

Вот оно, поняла Роуан. Если бы в словаре была иллюстрация к слову «любовь», это было бы сияющее лицо ее отца.

— Пора накрывать ужин. — Она повернулась к двери, обернулась и увидела, что сияние покинуло его лицо. — Ты вроде как просишь моего благословения?

— Наверное. Более-менее.

— Любая, кто делает тебя счастливым, — и та, что уговорила тебя избавиться от тех жутких занавесок в твоем кабинете, — мне подойдет. Можешь поподробнее рассказать о ней за ужином.

— Ро, для меня это значит больше, чем я могу выразить словами.

— Надеюсь, ты не купил на свою кровать подушки в форме сердца?

— Нет. А что?

— Потому что это было бы последней каплей. Думаю, ко всему остальному я сумею приноровиться. О, и никаких кружевных салфеточек над запасными рулонами туалетной бумаги! Или сделка отменяется.

— Я запишу.

— Хорошая мысль, потому что, возможно, у меня будет еще несколько условий. — Ро шагнула к плите, радуясь, что глаза отца снова зажглись тем необыкновенным светом.

Глава 25

В одиночестве сидеть не хотелось, и Галл, прихватив книжку, устроился на диване в комнате отдыха. Здесь он мог и почитать, и послушать разговоры, посмотреть по телевизору бейсбольный матч и последить за игрой в покер, присоединиться к которой пока желания не испытывал.

Если захочется подумать, то разговоры и телевизор ему не помеха… просто фон, белый шум. Пока сирена молчит, можно прочитать пару глав, выпить имбирного эля, пожевать чипсы.

— Боишься, что просадишь зарплату? — спросил Доби из-за покерного стола.

— Меня просто трясет от этого страха!

— Аут? — Разъяренный, Триггер вскочил со стула. — Аут! Мазила! Нет, ты видел?

Галл не видел, но готов был пообщаться и посочувствовать.

— Ты категорически прав. Мазила и безусловный хлам.

— На фиг ему глаза, если он ими не пользуется? А где ядро с твоих оков?

Забавляясь, Галл перевернул страницу.

— Бросила меня ради другого мужчины.

— Женщины. Они хуже мазил. Невозможно жить с ними, невозможно забить их камнями.

— Эй. — Дженис сбросила две карты. — Сиськи не лишили меня слуха, приятель.

— Ай, ты не женщина, ты пожарный-парашютист.

— Я пожарный-парашютист с сиськами.

— Брось их в банк, — предложил Картежник. — Ставка — пятерка.

— А не маловато?

Пожалуй, все это лучше белого шума, решил Галл, и даже лучше, чем книжка.

В другом конце комнаты Янгтри — мешок со льдом на колене — и Южанин в напряженном молчании углубились в шахматы. Либби терзала кроссворд, мерно раскачиваясь под музыку, льющуюся ей в наушники из айпода.

Здесь собралась почти половина пожарных. Кто-то группками, кто-то сам по себе. Иные устроились прямо на полу, разлеглись, не отрывая глаз от экрана телевизора, где «Кардиналы» сражались с «Филлис».

Каждый по-своему тянется к остальным. Такой способ ожидания. Все знают: в любой момент может завыть сирена, послав их на север, восток, юг или запад, туда, где не останется места для праздных шуточек и приколов, туда, где все решает дух товарищества. Туда, где властвуют огонь и дым.

Триггер победно вскинул руки, Янгтри съел слона Южанина. Доби швырнул в банк фишки, поднимая ставки, и Стовик, возмущенно хрюкнув, бросил свои карты.

— Слово из восьми букв, означает скуку! — громко вопросила Либби.

— Телереклама, — съязвил Триггер. — Ее следует объявить вне закона.

— Слишком длинно. И некоторые ролики довольно забавны.

— Не сказал бы…

— Томление, — отозвался Галл.

— Черт, я же знала!

— Из него так и прут замысловатые слова, — вздохнул Доби.

Галл только улыбнулся. Он не скучал и не томился. Довольство — так он оценил бы свое нынешнее состояние. Он готов сорваться с места, как только поднимут тревогу, но пока он вполне счастлив здесь, с друзьями, в ожидании возвращения своей женщины под летучие реплики и подначивание на доброй волне.

Он нашел свое место. Когда же он это понял? Трудно сказать наверняка. Когда в первый раз увидел Роуан? Во время своего первого прыжка? В ту ночь у бара, когда он взгрел тех обормотов?

Когда смотрел на луг с дикими люпинами?

Теперь уже неважно когда.

Ему нравилась работа в элитном наземном отряде, ему нравились люди, с которыми он работал. Во всяком случае, большинство из них. Он научился совмещать терпеливое выжидание и действие, научился любить борьбу с пожарами — ярость, жестокость, науку. Однако то, что он нашел здесь, цепляло гораздо глубже, разжигая на удивление сильную любовь и страсть.

Теперь он знал.

Знал, что будет лоботрясничать в этой комнате под добродушную болтовню и нехитрый треп столько сезонов, сколько протянет.