Тарантино

В конце концов, Бушеми поехал на стоп-сигнал. Присев на заднем сидении автомобиля, Тарантино услышал звук, доносящийся из его рации: «Это абсолютно противозаконно! Вы поехали на красный; копы очень злы!»

Они ставили сцену ограбления во время репетиции, чтобы каждый знал, что происходит, но они ее не снимали. В сцене пыток Тарантино попросил актера, игравшего копа Кирка Балца, импровизировать во время речи, в которой он просит Майкла Мэдсена не поджигать его. Этот диалог не был прописан в сценарии. «Я знаю, что у этого парня [Мэдсена] только что родился ребенок, – рассказывает Балц. – И как-то раз на репетиции в своей реплике я сказал: «У меня есть ребенок…» и как только я это сказал, Майкл остолбенел. Он просто замер. Он повернулся ко мне, повернулся к Квентину и сказал: «Я не хочу, чтобы он это говорил», а Квентин сказал: «Мне нравится; мы это сохраним».

Единственный член команды, с которым у режиссера были проблемы, – Тирни, для которого Тарантино специально прописал роль в сценарии (в которой он произносит строку «мертв как Диллинджер»). Тирни сидел в тюрьме за вождение в нетрезвом виде и драку. До начала съемок Тарантино встретился с Норманом Мейлером, который взял Тирни в адаптацию своего собственного романа «Крутые ребята не танцуют», на вечеринке в актерской студии в Нью-Йорке. Тарантино вспоминает: «Я сказал: «Привет, ты работал с Лоуренсом Тирни, я думаю о том, чтобы нанять его». Он сказал, что он проблемный: «Слушай, Лоуренс замедлит вашу работу на 20 %. Если вы это примете во внимание, все будет в порядке». Пошел ты, Норман Мейлер! Он замедлит вас на 80 %! Что за херня с 20 %? Мой друг спросил: «Он лично тебя провоцирует?» Нет, я нравлюсь Лоуренсу. Он хороший парень. Дело не в том, что он меня провоцирует; он провоцирует вообще весь концепт кино».

Спустя несколько дней съемок Тирни начал обвинять Майкла Мэдсона, что тот виноват в том, что Тирни забывает свои реплики.

«Вот, в чем дело, – сказал Тарантино. – Я хочу, чтобы ты пошел и порепетировал с Майклом, и тогда у нас все получится».

«Мне не нужны твои советы, членосос», – прорычал 72-летний актер.

«Пошел на хер, Ларри», – парировал Тарантино.

В другой раз, после окончание дневных съемок, Тирни пришел домой, напился и расстрелял .357 Магнум в своей квартире, пули застряли в дверях соседней квартиры, где спала семья. Его бросили в тюрьму, а потом под залог привезли на съемки. «Пять лет тюрьмы сейчас висят над его головой, – ругался Тарантино. – У него есть запись, сделанная 40 лет назад. Он уголовник; в первую очередь у него не должно быть оружия». К концу съемок у него лопнуло терпение. «Я не могу выносить этого парня», – признался он Крису Пенну, который сыграл Хорошего парня Эдди.

Они закончили монтаж за три дня до фестиваля Сандэнс в 1992 году, прислав копии, которые еще не успели просохнуть. Программа описывала фильм как «Джим Томпсон и Сэмюэл Беккет». Гладштейн видел, как сцена с отрезанием уха вызывает протестный шторм. «Приезжая, я не осознавал – глупо, тупо и невежественно, – что Сандэнс не показывает фильмы в этом жанре, – сказал Гладштейн писателю Питеру Бискинду. – Смотреть это кино с такой аудиторией было шокирующе. Вы слышали эти охи».

Тарантино отказывался отступать. На последнем показе в Египетском театре его спросили: «Вы как-нибудь оправдываете насилие в этом фильме?»

Он ответил: «Не знаю, как вы, а я люблю кино с насилием. А оскорбительным мне кажется дерьмо от Merchant Ivory».

Фильм не получил никаких призов, но легко стал «самым обсуждаемым фильмом фестиваля», как написали в Los Angeles Times. «Это было крайне дико, – сказал Рот. – Билеты продавали в автобусах за 100 долларов». Фильму по-прежнему не хватало дистрибьютора, а продюсер Miramax Харви Вайнштейн вертелся вокруг, переживая по поводу сцены с отрезанием уха. «Без этой сцены у тебя будет мейнстримовое кино, – говорил Харви Тарантино. – С этой сценой ты просто откладываешь все в долгий ящик. Я могу показать этот фильм в 300 кинотеатрах, а не в одном. 30 секунд могут изменить кино на американских рынках».

Вайнштейн использовал свою жену Еву и ее сестру Мод в качестве подопытных кроликов: «Когда начнется сцена с ухом, они выпрыгнут из своих мест, как марионетки, – сказал он. – Забудь об этой сцене, ведь речь идет о женщинах».

Выходя из зала, Ева обернулась на своего мужа и сказала: «Мне все равно, насколько хорош этот фильм, он отвратительный!»

Вайнштейн вспоминает: «Выйдя из кинозала, они бегали по кругу, они злились на меня, они злились на Квентина, злились на фильм. Они были в бешенстве». Смущенный, Вайнштейн извинился перед режиссером. «Я делал это не для твоей жены», – огрызнулся Тарантино.