Тарантул

«Забыть, что Мальцев враг! Как это можно? – думал Миша. – Это только сказать легко. Вот он сидел тут, изображал ученого… Как бы не так! Так мы ему и поверили! Нашел дурачков! Да если бы я встретил Мальцева в другом месте и не знал, кто это такой… Все равно я бы сразу разгадал».

Неожиданный звонок прервал размышления Миши.

«Кто бы это мог быть? Неужели Мальцев успел уже кому-то сообщить адрес?»

Приближаясь к двери, Миша чувствовал, как сильно забилось его сердце. Но рука оставалась твердой, и голос чистым.

– Кто там?

– Здесь живет Коля Завьялов? – спросил за дверью мужской голос.

От этого вопроса Миша почувствовал, что сердце куда-то исчезло или совсем перестало биться.

«Человек, стоящий за дверью, знает Колю Завьялова! Провал! Что делать?.. Не открывать?»

Паническое настроение охватило Мишу, но ненадолго. Как приказ, пришло трезвое решение: «Открыть. В крайнем случае сказать, что Коля вышел, а я его приятель… Уроки вместе учим».

И он спокойно повернул замок.

За дверью стоял мужчина в кожаном пальто, в кепке, с небольшим, красного цвета, чемоданчиком и какой-то коробкой под мышкой. Лицо его было очень знакомо, но от пережитого волнения Миша не узнал его.

– Вам Колю Завьялова надо?

– Да, да…

– А зачем?

– Дело есть небольшое, – сказал мужчина и, оглядевшись, тихо спросил: – Да ты что, Миша, не узнал?

Только теперь Миша пришел в себя и понял, кто стоит перед ним.

– Фу! Ну и напугали вы меня, товарищ Трифонов! – сознался Миша. – Проходите. Я ведь сначала… Вы спросили Колю Завьялова. Вот так черт, думаю, кого это принесло? А вдруг он знает Колю в лицо? Хотел сказать, что дома нет, и совсем не открывать, – оживленно говорил Миша, закрывая за Трифоновым дверь.

– Ну а как же я должен был тебя назвать?

– Это я от неожиданности. Мальцев недавно ушел, а я никого не ждал. Проходите.

– Нет, я ненадолго. Приказано доставить вам патефон, – сказал Трифонов, передавая Мише красный чемоданчик и коробку с пластинками. – Сунь его куда-нибудь подальше.

– А зачем патефон? Радио есть.

– На всякий случай. Мало ли что. Повеселиться захотите, потанцевать. Вот патефон и пригодится. По радио сейчас не очень-то развлекают… Ну, как вы тут устроились?

– Ничего.

– Главное – не теряйтесь. Уверенно живите. Ясное дело – осторожность всегда полезна, но не пугайтесь. Помните, что вы не одни. В обиду не дадим. Как она? Девочка-то?

– А что она? Хозяйничает.

– Как у нее самочувствие?

– Нормально.

– Не паникует?

– Ну что вы, товарищ Трифонов! Она боевая!

– Значит, не теряется. Это хорошо. Ну а этот как? Приехавший?

– Ушел куда-то.

– Это мы знаем, куда он ходит. А как он с вами?

– Морали все скворчит… По всякому случаю. Просвещает!

– А вы?

– А мы слушаем. Иван Васильевич спорить не велел.

– Спорить, конечно, ни к чему. Он человек пожилой, а ты молодой… Зачем спорить? Старшим надо уважение оказывать.

– Он же фашист!

– У него это на лбу не написано. Он же фашистскую пропаганду не ведет?

– Нет, конечно.

– И, значит, нечего и спорить. Ну а как Бураков?

– Хорошо. Заходил к нам два раза.

– По сигналу?

– По сигналу один раз. Аля вызывала.

– Та-ак… Он мне жаловался, что соседки его заботой донимают. Костыли их разжалобили, так они готовы под руки его водить. Убери патефон. Вот хотя бы в этот шкаф.

В прихожей, против двери в гостиную, стоял большой платяной шкаф. Миша повернул ключ и открыл дверцу. В шкафу висело два старых пальто Сергея Дмитриевича, несколько платьев и Колин костюм. Сюда, за одежду, Миша и спрятал патефон с пластинками.

15. В ШКАФУ

Короткий день приближался к концу. На улице было еще светло, но серебристые шары заграждения*, поднятые недавно над городом, уже начинали растворяться в воздухе, сливаясь с серым фоном сплошных облаков. Еще немного – и их будет не видно.

«Зачем их подняли? – с тревогой думала Лена, быстро шагая к дому. – Неужели ждут налета?»

Когда по радио раздавался вой сирены, предупреждающий население о приближении немецких самолетов, Лену почему-то охватывал ужас. Она зажимала уши, убегала в дальнюю комнату и готова была выскочить из окна пятого этажа, чтобы только не слышать этого звука. Вой прекращался, в репродукторе начинал щелкать метроном*, и Лена быстро успокаивалась. Почему этот вой производил на нее такое впечатление, она и сама не понимала. Стрельба зениток, взрывы бомб или артиллерийских снарядов хотя и заставляли ее вздрагивать, но не сжимали сердце страхом и не действовали так, как этот заунывный, противный вой.

Возле ворот дома стоял Миша.

– Почему ты так долго? – недовольно спросил он.

– У нас было классное собрание.

– Предупредила бы…

– А я и сама не знала.

– Это все-таки не дело. Сама знаешь, обстрелы и вообще. Ждешь тебя и думаешь всякое…

– Ну, Коля, честное слово, я не знала, – сказала Лена с теплой улыбкой. Она понимала, что Миша беспокоился за нее, и это было приятно.

– Позвонила бы. У вас есть в школе телефон?

– Наверно, есть. Григорий Петрович дома?

– Нет. Я пойду, Аля, а то опоздаю.

– «Колбасы» зачем-то подняли, – сказала Лена, поглядывая наверх.

– Ну и пускай висят… Аля, сегодня нам принесли патефон, так что ты учти.

– А зачем патефон?