Тарасик

Заручившись поддержкой соседа Ивана, фронтового разведчика, Александр все лето провел в трудах и заботах о собственной бане. Иван не стеснялся напоминать в больших кабинетах о своем и Александра героическом боевом прошлом и о том, что сейчас их фотографии висят на доске почета за ударный стахановский труд. С его помощью на удивление быстро удалось получить делянку и привезти домой заготовленный лес. Даже лесник не особо придирался к чистоте делянки, а после бутылки самогона разрешил Ивану срубить десяток тонкомерных засохших сосенок.

Чтобы не связываться с БТИ и отделом архитектуры, Александр решил сломать часть сарая и на этом месте поставить баню, не выходя за пределы нарисованного в плане квадратика. И уже осенью еще до первых снегов из печной трубы повалил дым, а Матрена завесила весь двор стираным бельем. Александр и предположить не мог, что в их доме столько тряпок.

***

Народ в «курмыше» жил рачительный и трудолюбивый. Выходной день давал людям возможность отдохнуть от работы на производстве, но не освобождал от забот по дому. Даже в праздничные дни с самого утра то из одного, то из другого двора слышались стук молотка и пение пил.

Вытащив из печки пирог с грибами и каравай хлеба, Матрена побрызгала их водой, укрыла чистой тряпицей и пошла звать мужа на завтрак. Шум, раздававшийся из сарая, иногда перемежался двойным, а то и тройным матом.

– Хватит матюканить. Есть айда, пирог поспел. Ты там видишь что-то? У тебя же темно как в погребе.

Через открытую дверь виднелась лишь тень Александра, копошащаяся в углу сарая.

– Ты зайди. Со света, конечно, темно покажется. Зайди, приглядись. Может, что посоветуешь.

Матрена зашла в сарай. Когда глаза привыкли к сумраку, она увидела, что кучка досок и жердей оставшаяся после строительства бани куда-то исчезла.

– Ой! Хорошо то как! Я и не думала, что здесь еще столько места. Мне казалось, что здесь светлее.

– Окошко помоешь, светлее будет. Я ж дыры, что возле банной стены оставались досками зашил. Ну, что? Как тебе станок для твоего Тарасика?

– А что это для моего? – Возмутилась Матрена. – Ты что, мясо есть не будешь? Может для тебя отдельно готовить? Без мяса.

– Да ладно, не кипятись. Что ты к словам-то придираешься? Просто не хорошо это. Человеческим именем поросенка назвать. Как я его потом резать-то буду?

– Как будто его имя тебя остановит. – Чтобы сменить тему Матрена спросила: – А это что за сено? Откуда?

– Да, это я с утра пораньше, пока народ спит, вдоль железки прошелся. Подкосил маленько прошлогодней травы. Пойдет на подстилку. Поросенка кастрировать надо. Его потом на голый пол не пустишь, опять простынет. Вот, подстилка будет.

***

По устоявшейся в последнее время привычке, утро опять началось с разговоров о поросенке.

– Сань! Они долго болеют после кастрирования?

– А что? – Запивая пирог горячим чаем, Александр исподлобья посмотрел на жену.

– Что? Что? – Уперев одну руку в бок, Матрена передразнила мужа. – Вторая неделя уж пошла, а он все с подстилки не встает. Ест плохо. Ты б зашел хоть раз в сарайку, поинтересовался бы.

Закончив завтракать, Александр отряхнул крошки с бороды, встал из-за стола и уже около двери сказал:

– Ну, пошли, посмотрим твово Тарасика.

В свете пасмурного утра кожа поросенка казалась бледно синюшной с черными точками у корней волос. Он лежал, положив голову на вытянутые передние ноги, и смотрел на хозяев блестящими черными глазами.

– Видишь? Даже не встал. А вот смотри. – Матрена толкнула ногой корыто. – Воду выпил, а картошка вся осталась.

– Ладно. Я после работы к Мишке зайду, он всю жизнь поросят держит.

– Твой Мишка без стакана ничего не скажет.

– Врачу за вызов деньги платить надо. А выпить этот коновал тоже не дурак. Только ему водку подавай, а Мишка и на самогон облизнется.

С работы Александр пришел в сопровождении Мишки. Услышав стук калитки, Матрена вышла из дома, а увидев, что мужики пошли в сарай, она поспешила за ними.

– Что-то он у вас зачаврел совсем. Ишь, щетина-то выросла. Кажись, горбатиться начинает. – Мишка с деловым видом разглядывал поросенка. Чувство собственной значимости расправило его плечи и добавило пару вершков роста. – Матрена, возьми для него кильки соленой. Она дешевая, а у свиней на кильку аппетит зверский. И надо-то чуть-чуть, прям вот, горсточку. Или рассола рыбного стаканчик в пойло.

– И что? Он сразу есть начнет? А то он только булькает, да жижу высасывает.

– Сосунок, значить? – Мишка потер нос. – А вы ему зубы дикие вырезали?

– Какие такие дикие зубы?

– Ну, их сразу видно. Они черные. В десны упираются, ему больно. Вот и не жрет поэтому.

– Что-то я первый раз слышу такое. – Матрена вопросительно посмотрела на мужа.

– Сейчас, мы это дело поправим! – Оживился Мишка, доставая из кармана «бокорезы». – Давай-ка хозяйка тряпку какую-нибудь. Он сейчас орать будет, обосрется от натуги. В тряпку завернем, чтобы не испачкаться, да и держать сподручнее. Ты, Лександра, давай держи, а я ему их сейчас мигом выкушу.

Закончив процедуру, Мишка посмотрел на Матрену и с видом знатока начал рекомендательную речь.