Тариф на лунный свет

Второй раз за день мое настроение было порядком испорчено. Но я улыбнулась отважно и любезно, как будто речь шла о моей лучшей подруге.

– Ох уж эти кинозвезды, – сказал Михаэль и пожал плечами. – По правде говоря, она не в моем вкусе. Слишком худа, отсосать нечего. Ты мне нравишься гора-а-здо больше!

Он поглядел на меня дружелюбно и вожделенно, как будто мысленно уже чертил на моем теле выкройку. Думаю, он не хотел сказать ничего дурного, однако я целый вечер спрашивала себя: не полнит ли фиалково-синий и не лучше ли было надеть что-нибудь черное?

Как бы там ни было, праздник удался. Пьяная в стельку сотрудница Даниэля заставила меня выпить с ней на брудершафт и, воскликнув при этом: «Мы, сестры, должны держаться вместе», поцеловала меня в губы.

Как мне шепнул Даниэль, Клариссу недавно покинул друг. Вроде бы ему показалось, что их связь стала слишком прозаичной. Неделей позже Кларисса увидала его в парке с коренастой брюнеткой.

– Обидно – я была поражена. Если бы новая оказалась по крайней мере стройной блондинкой. Но покинуть ради коренастой – это не вписывается ни в какие стандарты, а потому по-настоящему оскорбительно.

Даниэль весело взглянул на меня и поцеловал без предупреждения.

– Какая ты пряная, – сказал он.

– Это «Голуаз лежер», – уточнила я. Ведь я только что выкурила сигарету. А курильщицы не очень-то радуются, когда их внезапно целует некурящий.

Я, например, в последние дни даже не ела ничего с чесноком. Предостережением послужила история, поведанная мне Йо. На днях, в субботу, почти уже вечером ее пригласил в кино один обольстительный сотрудник из отдела рекламы. А за день до того она была в греческом ресторане, и от нее несло чесноком, как от римского легионера. Чтобы найти хоть одну работающую аптеку, она обежала полгорода. И в итоге оказалась в глупейшем положении, умоляя врача «скорой помощи» о действенном средстве против запаха изо рта.

– Ты не будешь возражать, если сейчас мы покинем компанию и совершим еще одну посадку – на террасе у меня на крыше?

Мне показалось, что слова Даниэля прозвучали слегка двусмысленно, тем более что он прошептал их мне прямо в ухо. На пути домой мы обнимались на каждом красном светофоре и слушали Р. Келли:

Ва b у , we both sittin' h еа r.

We п eed to get somewhere private, just уои an' те .

Throw уои r underwear о n the wall.

Who's the greatest lover of them all?

Who makes уои r love соте down like waterfalls?

I thought you knew. Come оn, Ва b у , let's do this[41]

.

О… Yeah[42].

19:34

Телефон!

Я не подхожу. Я не подхожу. Это, должно быть, Йо, и она будет меня ругать. А вдруг Даниэль? Что, если он не оставит сообщения? Надо решиться.

– Хюбш?

– Хэлло! Сейчас начинается «Спорим, что…» Ты тоже смотришь? Я собиралась тебе раньше позвонить.

– Привет, мама.

– Деточка, как дела? Почему ты дома в такую прекрасную погоду? Мы с папой сегодня чудесно покатались. У папы даже загорело лицо. Ну ты же знаешь, стоит ему только заметить солнце, как он уже коричневый.

– Ах, я…

– Ты уже слышала о Штефании?

– Нет, а что с ней?

– Твоя кузина вчера вечером родила! Мальчик! Каково!

– Я и не знала, что она беременна.

– Детка, ну как же ты не знала. Я же рассказывала тебе об этом. Просто ты не интересуешься своими родными.

– Ах, мама.

– Вот именно! Ну ладно. Хорошо хоть роды прошли без осложнении. Малыш вылетел, как пробка из шампанского. Не то что тогда с тобой.

– О-о-о.

Пожалуйста, не надо. Эту историю мне приходится слушать на каждом семейном торжестве. Я была очень толстым младенцем, и поэтому врачу пришлось извлекать меня с помощью вакуумного экстрактора. А на голове у меня было так много волос, что акушерка сказала: «М-мда, стоит иным появиться на свет, как им уже пора к парикмахеру».

Всякий раз, как моя мать рассказывает о моем рождении, я в этом рассказе становлюсь на сто граммов тяжелее, а родовые муки на час удлиняются. Однажды, когда она меня вконец достала, я сказала ей, что нечем тут хвастаться. Что от одной знакомой акушерки я слышала, что родить ребенка – это как выкакать самую толстую в своей жизни какашку. Она действительно так сказала – на мой взгляд, очень даже образно.

Но мать была смертельно обижена. На минуту замолкла, а потом произнесла: «Зря я с тобой вообще говорю».

С тех пор подобные комментарии я держу при себе.

– Штефании 28 лет. И это их второй ребенок, – в ее голосе мне послышался упрек. Меня ужасно раздражает, что женские особи в нашем широко разветвленном семействе постоянно дают приплод. Тем самым они как бы оказывают на меня моральное давление.

– Моя соседка тоже беременна, – сказала я.

– Вот видишь.

– Она только что была у меня со своим мужем. Они ужасно поссорились. В ярости она даже раскокала вазу.

– Не ту ли, что я привезла тебе из Китая?!

– О нет. Другую.