Читаем Тариф На Счастье (СИ) полностью

Тэхен отпустил Кэтрин, которая, проигнорировав Анастейшу, выбежала из ванной. В коридоре она схватила куртку и громко хлопнула входной дверью. Намджун продолжал оценивать масштабы трагедии: избитый Юнги, злобно сидящий на полу в коридоре, Чонгук, который утащил пачку сигарет на балкон и закрылся там, Кэтрин, в истерике сбежавшая из дома, и Стейша, помчавшаяся следом за подругой. Ну что, удалась вечеринка?

— Кэтрин… Я должен тебе кое-что сказать… В общем, кажется, я… я тебя… люблю?

— Это вопрос?

— Нет, всего лишь шаткое утверждение.

— И что же нам теперь делать? Разрушать я не люблю.

— Твое согласие послужило бы крепким фундаментом. Мне, знаешь ли, не хотелось бы разбирать сломанные кирпичики, которые срастались непосильным трудом.

— Найдется ли в твоей постройке место и для моего кирпичика? Он один, правда, зато очень прочный. Я его хранила долгое время и теперь поняла, что могу рискнуть. Возьмешь?

— Скажи это. Прямо. Я тупой и не люблю обилие эпитетов.

— Сам только что охотно влез в удобный костюмчик романтика и поэта.

— Я тупой.

— И правда… Дурак.

— Кэт?

— Я люблю тебя, Чонгук.

Желваки ходили на посеревшем лице Чонгука. Сначала оно было красным, потом позеленело (его отчего-то вырвало прямо на улицу сквозь открытый балкон), а теперь приобрело цвет разрушенного кирпича, выкрашенного когда-то серой краской. Его здание пошатнулось, землетрясение оказалось слишком мощным, и один кирпичик-таки вылетел. Надо было срочно его искать, иначе быть беде. Кэтрин не любила разрушать, да и Чонгук не относил себя к числу вандалов.

Делая долгие и глубокие затяжки, брюнет щурился, тихо кашлял и смотрел на темную улицу, где на влажном после дождя асфальте виднелись редкие лужи. В них отражался бисер звезд. Ночь, ведомая вязкой тоской, оплакивала распухшие чувства, и теперь ее слезы искрились на бархатном полотне почти что черного неба. Там, где-то далеко-далеко, кто-то вышел покурить на Марсе, и Чонгук махнул ему рукой. Это время суток имеет особенную романтику, понять которую сможет далеко не каждый. Здесь нужен болезненный настрой, ибо страдание — удел гения и творца. Вспоротая душа возвышается к небесам, распахивая с громким стоном сломанные крылья.

Юнги распахнул дверцу балкона.

Парень нерешительно топтался на месте, языком слизывая кровь со свежей раны на губе, и думал, что сказать в свое оправдание. Но Чонгук опередил его.

— Мне бы хотелось избавить себя от общества дерьма. Поможешь мне?

— Чувак, серьезно… — захрипел Юнги, становясь рядом с другом. — Ты что, мне не доверяешь? Да я на чужую бабу никогда не полезу.

— Кэтрин не баба, прикуси язык.

— Ну да-да, хорошо, на девушку. Я и не думал даже. Да, она мне понравилась, красивая она у тебя, сексуальная… Повелся на поводу нехорошего влечения, но поверь, я бы не позволил ни ей, ни себе.

— Ей?! — удивился Чонгук. С зажатой между губ сигаретой Чон повернулся к Юнги и слабо улыбнулся. — Она ни в жизни мне не изменит. Знаешь, сколько я ее добивался? Она вообще мужиков не переносит, но меня подпустила к себе, потому что любит. Любит только меня, уловил?

— Уловил, — Юнги подарил брюнету улыбку в ответ. — Забыли?

— Забыли-забыли, — Чонгук хлопнул светловолосого по плечу и передал ему свою сигарету, — но больше так не делай, иначе я оторву тебе яйца.

Дверь снова открылась, и на балконе стало слишком тесно, но не настолько, чтобы хотелось уходить. Кэтрин, не находя в себе силы посмотреть на Чонгука, вторила неловкое топтание Мин Юнги возле стены, словно провинившаяся школьница, и ждала. Она ведь ни в чем не виновата, верно? Или все же виновата? За мысли пока еще никто не сажал, а на деле она невиновна, аки ангел, спустившийся с пушистого облака. Думать можно как угодно, никто не узнает, но поступки нужно совершать благородные, и Кэт решила, что лучше благородно втянет в себя качественную дорожку и займется любовью с Чонгуком, нежели позволит вогнать в себя иголку и кое-что еще — чужое и неприятное.

— И правда сексуальная, — хмыкнул Юнги, поглядывая на Чона, а затем переводя любопытные, подобревшие глаза на шатенку. — Прошу прощения за скверное поведение, мадемуазель.

Девушка промолчала. Она не видела смысла говорить пустые извинения, обещания или оправдания. Она ждала, когда сможет побыть с Чонгуком наедине, и поговорить с ним привычном образом — так, чтобы они поняли друг друга, и никто не смел вмешиваться в их кармическую связь нелепыми словечками. У них свои способы общения: колкие, душащие, но пряные и аппетитные. В их космосе не место мусору и метеоритам.

— Ладно-ладно, я понял, ухожу, — протискиваясь между Кэт и стеной, Юнги как бы случайно задел губами ее плечо и очень тихо, чтобы только она слышала, прошептал. — Еще увидимся.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже