Тарра. Граница бури. Летопись первая

Какое-то время двое смотрели друг другу в глаза. Адмиралу казалось, что он чувствует тревогу явившегося из легенд наездника. Маринер так и не понял, действительно ли в его мозгу раздались слова: «Теперь все зависит от тебя… Когда мы не сможем, он не должен пройти…» — или же он слышал их раньше. Слышал, но забыл.

— То, что я только что видел, уже окупает все неудобства, связанные с путешествием и длительным соблюдением инкогнито, — с удовлетворением отметил Жан-Флорентин, на сей раз расположившийся на плече герцога, благо надетый по случаю торжественной церемонии плоеный воротник надежно укрывал жаба от любопытных взглядов.

— Значит, ты видел? — живо откликнулся Рене.

— Разумеется. Я все видел и все слышал. Случившееся лишь подтверждает, что ты избран. Кстати, этот Всадник, безусловно, принадлежит к тому же расовому типу, что и ты. Разумеется, у него более характерное лицо, но для меня нет сомнений — в тебе течет какая-то часть крови исчезнувшего народа. Впрочем, эльфийская кровь в тебе тоже есть.

— А что это за народ? — поинтересовался Аррой. — Мне не кажется, что он похож на доарцийских идаконцев, да и на арцийцев не очень. И вместе с тем это не эльфы.

— Да уж, — фыркнул Жан-Флорентин, — в наблюдательности тебе не откажешь! Эльфы и не могут походить на тех, кого создали Прежние!

— Прежние?!

— Про них известно лишь то, что они были. Они исчезли, вернее, были уничтожены до того, как прародители моего народа спели свою первую в этом мире Песню Дождя.

— И это все, что тебе известно?

— Увы. Я знаю только то, что ничего не знаю, — грустно признал жаб. — Все создания, которые сейчас считаются древними, пришли сюда или же были созданы после. Возможно, за Последними горами или за Запретной чертой и остались свидетели юности этого мира; кстати, он не всегда назывался Таррой. Но я пока не встречал никого.

— А Болотная матушка?

— И она, и Всадники лишь хранители чего-то, что досталось им от совсем Прежних… Они не понимают того, что делают, и, по-моему, даже не предполагают, зачем нужно то, что они исполняют веками.

— Значит, Всадники действительно живы?

— Разумеется. Ты же сам видел. И они на тебя рассчитывают! Но пора менять тему. Вот и посланцы Церкви. Я, пожалуй, переберусь на браслет. От клириков можно ожидать чего угодно, к тому же религия сама по себе лишена содержания.

4

Со склона ближайшего холма уже медленно спускались всадники. Черно-зеленые гвардейцы окружали малахитовых клириков. Все было очень скромно. К разделяющей холмы ложбине обе процессии подошли одновременно. Звонко протрубил веснушчатый паж, ему ответил клирик-музыкант, похожий в своем облачении на травяного клопа.

Ряды гвардейцев раздвинулись, пропуская толстенького монаха на красивом сером муле. Рене Аррой тут же направил вороного навстречу гостю. Монах, подслеповато моргая, уставился на приближающегося всадника и неуверенно поднял руку:

— Да пребудет милость Триединого над домом Арроев. Я счастлив видеть вас живым и здоровым.

— Благодарю вас, отче.

— Я знаю все, герцог, — просто сказал брат Парамон, — а посему денно и нощно молюсь о вашем здравии. В непростые времена мы живем, и не нам, книжным червям, определил Триединый спасти Благодатные земли, но воинам доблестным и правителям мудрым. Я привез вам благословение Архипастыря и вот это.

Брат Парамон расстегнул верхнее одеяние, и подскочивший послушник освободил посланца Архипастыря от некоего подобия кожаной кирасы, украшенной эмблемой Церкви Единой и Единственной. Парамон оттянул один из парчовых листов плюща, украшавших нагрудник, и открыл потайной карман, из которого извлек послание. Герцог сорвал печати и едва не лишился дара речи. У него в руках был так называемый Свободный лист, подписанный лично Архипастырем и заверенный Великой Тройной Печатью. Его святейшество Феликс Первый объявлял, что все, что сделает герцог Рене-Аларик-Руис Аррой, сделано во спасение Благодатных земель и с благословения Церкви Единой и Единственной. Те же, кто вздумает противиться повелению герцога Арроя, являются еретиками.

Даже от Филиппа, с которым он состоял в давней переписке, Рене не ожидал подобного подарка. Бывший секретарь покойного не только знал об опасности, но и был готов разделить бремя ответственности с эландским еретиком и эльфийским разведчиком.

— Я смиренно благодарю его святейшество. — Рене произносил ритуальные фразы, но выражение лица адмирала говорило много больше. — Я надеюсь, что вы, отче, отдохнув, удостоите меня личной беседы.

— Нам некогда отдыхать, сын мой, — строго сказал брат Парамон, — я должен забрать бумаги покойного кардинала Иннокентия и немедля возвращаться в Кантиску. Когда я покидал Святой град, преемник кардинала Идаконы и Тарски еще не был назван, но я не сомневаюсь, что он вскоре прибудет в Гелань. Это будет достойный и мудрый пастырь, хорошо знакомый с историей этих славных земель…