– Чё делать-то будем? – нервно зашептал Ренат, когда спецназовцы высыпали на поляну и принялись деловито разоружать бойцов Глушителя. – Щас нас как за компанию скрутят – и всё, крышка нам.
– Не ссы, товарищ лейт… тьфу ты!.. капитан обещал. А раз он обещал, значит, выполнит, – тихо прошипел Ломец. Капитану Ларионову он верил больше, чем себе, и сейчас испытывал одно лишь безграничное облегчение от того, что эта безумная заваруха наконец-то подошла к концу.
К облегчению примешивалось что-то ещё. Какое-то непонятное ощущение. Новое. Непривычное. Смутная потребность сделать что-то такое… серьёзное… Принять какое-то решение… важное решение… Что-то поменять в своей жизни…
– Товарищ капитан сказал, – передразнил Ренат, перехватив это обмен взглядами. – Надо же, как ты ему веришь!
– Слышь, ты, пасть захлопни! – зло отрезал Ломец.
Но Ренат, до смерти перепуганный переделкой, в которой они оказались, не услышал угрожающих нот в голосе своего спутника; ему было страшно, и его "несло".
– И вообще, как только он нарисовался, от тебя только и слышно: "товарищ капитан то", "товарищ капитан сё". Никогда не думал, что тебе так солдатики нравятся. Ты о Хохломе никогда так не говорил, а тут весь… только что в одно место его не целуешь. Прям втюрился, как гомик какой… Ой, ё!.. – заорал он, когда Ломец со всей силы заехал ему по уху. – Ты чего? – взвыл Ренат – и получил еще один удар по зубам.
– Давай, гад, – зашипел Ломец, добавляя упавшему на землю Ренату хороший пинок ногой, – Давай, еще что-нибудь скажи про товарища капитана!
От серьёзных увечий Рената спасла взорвавшая морозную ночную тьму автоматная очередь, а за ней раздался голос, такой резкий и жёсткий, что от него бросало в дрожь:
– Мордами в землю, живо!