Тарзан из племени обезьян. Возвращение Тарзана. Тарзан и его звери

Картина, увиденная в сумеречных африканских джунглях, навеки запечатлелась в памяти англичанина. Человек, представший перед ним, был воплощением физического совершенства и гигантской силы. Но как бы ни были могучи его мускулы, они не шли ни в какое сравнение с мышцами Нумы. Преимущество человека-обезьяны в битве с огромной кошкой заключалось в ловкости, длинном остром ноже и способности думать.

Правая рука гиганта обвивала шею льва, а левая раз за разом вонзала нож в его незащищенный бок. Разъяренное животное, поднятое на дыбы, пыталось бороться, но это плохо получалось в столь непривычной позиции. Продлись битва еще несколько секунд, и ее исход мог бы оказаться совсем другим, но все закончилось быстро, и лев свалился замертво.

Тогда странный незнакомец, выигравший схватку, распрямился во весь рост над телом врага и, гордо запрокинув голову, снова издал тот леденящий кровь крик, который несколько минут назад так испугал Клейтона.

Англичанин видел перед собой молодого человека, совершенно обнаженного, если не считать набедренной повязки и варварских украшений на руках и ногах. На загорелой груди сверкал бесценный бриллиантовый медальон. Охотничий нож вернулся в ножны, человек подобрал лук и стрелы, которые бросил на землю, прежде чем кинуться на льва.

Клейтон заговорил с незнакомцем по-английски, поспешив поблагодарить его за спасение и выразив восхищение его удивительной силой и ловкостью. Однако единственным ответом был спокойный взгляд и чуть заметное пожатие могучих плеч, что могло означать либо пренебрежение к оказанной услуге, либо непонимание языка, на котором говорил Клейтон. Забросив за спину лук и колчан со стрелами, дикарь – а так определил его про себя Клейтон – еще раз вынул нож и аккуратно вырезал десяток широких полос мяса из туши льва. Затем присел на корточки и принялся за еду, жестом пригласив Клейтона последовать своему примеру.

Здоровые белые зубы вгрызались в брызгающее во все стороны кровью мясо, дикарь явно получал удовольствие от трапезы, однако англичанин не смог заставить себя съесть хотя бы кусок. Разглядывая дикаря, Клейтон приходил к убеждению, что это и есть Тарзан из племени обезьян, чья записка была прикреплена к двери хижины. Но если так, то он должен говорить по-английски.

Клейтон попытался еще раз заговорить с человеком-обезьяной, и тот ответил, однако на очень странном языке, напоминавшем лопотание мартышек в сочетании с рычанием какого-то зверя покрупнее. Нет, это не мог быть Тарзан из племени обезьян: ясно, что он совершенно не знает английского.

Закончив трапезу, дикарь поднялся и, показав, что надо идти совсем в другом направлении, чем то, куда двигался Клейтон раньше, пошел вперед. Клейтон был в полном замешательстве: он думал, что дикарь предлагает углубиться еще дальше в дебри.

Тарзан увидел, что молодой человек не собирается подчиняться. Тогда он вернулся и, схватив Клейтона за плечо, поволок его за собой и не отпускал, пока не убедился, что англичанин понял приказание. После этого Клейтону было разрешено идти самостоятельно. Клейтон решил, что он пленник и что ему не остается ничего другого, как следовать за дикарем.

Они медленно продвигались через густые заросли, которые уже накрывали сумерки. В тишине еле слышно шуршали мягкие лапы зверей, и эти звуки смешивались с потрескиванием ломающихся веток и дикими криками животных, которые, как казалось Клейтону, постоянно приближались к ним.

Вдруг англичанин расслышал отдаленный звук выстрела – всего один, а за ним последовала тишина.

А в хижине на берегу бухты две испуганные женщины жались друг к другу в сгущающихся сумерках. Негритянка истерически всхлипывала, с горечью вспоминая тот несчастный день, когда она покинула родной Мэриленд. Белая девушка не плакала и сохраняла наружное спокойствие, хотя душу ее разрывали страхи и предчувствия. Боялась она не столько за себя, сколько за трех мужчин, которые бродили сейчас в дебрях диких и страшных джунглей, откуда почти непрерывно доносились крики, рычание, лай и завывание искавших добычу ужасных кровожадных тварей.

Вдруг женщины расслышали такой звук, словно зверь терся об угол их хижины. Огромные мягкие лапы прошли неподалеку, и все стихло. Казалось, даже дикие лесные вопли сменились негромким и неясным шумом. Потом Джейн ясно расслышала за дверью фырканье: звук раздался совсем рядом, не дальше двух футов от места, где они затаились. Девушка непроизвольно вздрогнула и еще тесней прижалась к негритянке.

– Тише! – прошептала она. – Тише, Эсмеральда!

Всхлипывания и стоны, похоже, привлекали то существо, которое кралось за тонкой стеной. Послышался слабый звук: кто-то царапал дверь, затем попытался ее сломать, но вскоре оставил свои усилия. И снова были слышны только шаги огромных лап вокруг хижины. Шаги задержались под окном, от которого теперь не отрывала испуганного взора девушка.

– О господи!

Лунный луч отчетливо высветил в квадрате зарешеченного окна голову огромной львицы. Сверкающие глаза неотрывно и яростно смотрели прямо на Джейн.