Трое стражников доставили Тарзана в маленькую палатку недалеко от жилища Ибн Яда, где швырнули его на землю и с большим трудом связали ему лодыжки.
Тем временем в шатре шейха собрались бедуины. Попивая кофе с пряным ароматом гвоздики, корицы и других специй, они обсуждали случившееся.
— Пленника нужно убить! — заявил Толлог. — Представьте себе, что мы даруем ему жизнь, и что? Если его освободить, то он соберет своих людей и начнет нас преследовать. Если оставить его в плену, он может сбежать, и произойдет то же самое.
— Мудрые слова, Толлог, — одобрительно кивнул Ибн Яд.
— Я еще не все сказал. Утром его больше здесь не будет, а мы все станем говорить: «О, аллах, Ибн Яд заключил мир с чужестранцем, и он ушел к себе в джунгли, благословляя шейха». Рабы ничего не заподозрят. В общем так: иноверец лежит связанный. Ночь будет темной. Достаточно всадить острый нож ему меж ребер. Возьмем с собой верного Хабуша, он умеет держать язык за зубами. Он выроет глубокую яму, со дна которой мертвый Тарзан не сможет причинить нам вреда.
— О, аллах, видно, что в твоих жилах течет кровь шейха, Толлог, — воскликнул Ибн Яд. — Мудрость твоих слов подтверждает это. Займись этим делом. Все должно быть шито-крыто. Да благословит тебя аллах!
Ибн Яд встал и прошел в гарем.
II. ЛЕСНАЯ ДРУЖБА
На лагерь шейха Ибн Яда опустилась ночь. Оставленный без надзора Тарзан продолжал сражаться с путами на руках, но прочная верблюжья кожа не поддавалась. Время от времени он замирал, вслушиваясь в звуки ночных джунглей, которые мало о чем поведали бы человеку неискушенному, Тарзан же получал полную картину о происходящем за пределами палатки.
Он слышал мягкую поступь прошедших мимо льва Нумы и пантеры Шиты, а спустя некоторое время ветер принес издалека клич слона, такой тихий, что казался шелестом.
Возле шатра Ибн Яда стояла, держась за руки, парочка — Атейя и Зейд.
— Скажи мне, что я твой единственный друг, Атейя, — молил Зейд.
— Сколько раз я должна это повторять? — прошептала девушка.
— А Фахд? Он тоже твой друг?
— О, аллах, нет! — запротестовала Атейя.
— Мне кажется, твой отец задумал отдать тебя Фахду.
— Отец хочет, чтобы я вошла в гарем Фахда, но я не доверяю этому человеку и не смогу принадлежать тому, к кому не испытываю ни любви, ни уважения.
— Я тоже не доверяю Фахду, — признался Зейд. — Послушай, Атейя! Я сомневаюсь в его порядочности по отношению к твоему отцу, как подозреваю в том же еще одного, чье имя не осмеливаюсь произнести даже шепотом. Мне часто доводилось видеть, как они шушукаются между собой, думая, что находятся одни. Не к добру все это.
Девушка грустно закивала головой.
— Знаю, можешь не называть его. Я ненавижу его так же, как и Фахда.
— Но ведь он из вашей семьи. Я помню его совсем еще молодым.
— Ну и что? Он даже не брат моему отцу. Если доброе отношение Ибн Яда для него ничего не значит, почему я должна притворяться, будто преклоняюсь перед ним? Напротив, я считаю его предателем, а отец, по-моему, понимает лишь то, что если что-то случится, то Толлог станет шейхом. Мне кажется, Толлог склонил на свою сторону Фахда, пообещав ему посодействовать насчет меня. Я заметила, что Толлог всегда начинает превозносить Фахда в присутствии моего отца.
— Он даже посулил Фахду часть добычи из города сокровищ, — проговорил Зейд.
— Вполне возможно, — отозвалась девушка, — и… О, аллах! Что это?
Бедуины, сидевшие вокруг костра в ожидании готовящегося кофе, повскакивали на ноги. Переполошившиеся негры высунули головы из палаток, дико озираясь по сторонам. Люди схватились за карабины, но странный, таинственный звук больше не повторился.
— Будь благословен аллах! — воскликнул Ибн Яд. — В самом центре лагеря и вдруг голос зверя, хотя там только люди и несколько домашних животных.
— А что если это…
Говорящий примолк, словно сомневаясь в правильности своего предположения.
— Но он — человек, а кричал зверь, — возразил Ибн Яд. — Это не Тарзан.
— Он — христианин, — напомнил ему Фахд. — Может, он вступил в сговор с сатаной.
— Пошли посмотрим! — решил Ибн Яд. С карабинами наизготовку арабы, освещая дорогу фонарями, приблизились к палатке Тарзана, и шедший впереди с опаской заглянул внутрь.
Сидевший в центре палатки Тарзан встретил бедуинов презрительным взглядом.
— Крик слышал? — спросил его Ибн Яд, зайдя в палатку.
— Слышал. И ты, шейх Ибн Яд, явился нарушить мой отдых из-за такой чепухи? Или пришел освободить меня?
— Что это был за крик? Что он означает? — допытывался Ибн Яд.
Тарзан из племени обезьян усмехнулся.
— Так животное подзывает своего сородича, — ответил он. — А благородный бедуин, значит, дрожит от страха всякий раз, когда обитатели джунглей подают голос?
— Проклятье! — зарычал Ибн Яд. — Бедуины не знают страха. Нам показалось, что крик шел из твоей палатки, и мы прибежали сюда, опасаясь, что в лагерь проникли звери и напали на тебя.
— Какая забота! — фыркнул Тарзан.
— Мы посовещались и решили отпустить тебя. Но только завтра.
— Почему не сейчас, не ночью?
— Для твоей же безопасности. Я хотел бы, чтобы ты сразу ушел, как только мы тебя отпустим.