– Хочу… Ой, как хочу. Я, ведь, коньяк для тебя заказал. А я, вообще-то, как ты правильно подметила, избегаю горячительных напитков. Это что – такой серьезный недостаток для мужчины?
– Что ты, что ты, – Лариса кокетливо повела плечиком, скорее, наоборот. – И добавила беспечно, – ну, тогда налей еще мне последнюю рюмашку, понимая в душе, что это, конечно же, еще не последняя.
Она подперла изящными ручками подбородок, наблюдая за грациозными движениями своего ухажера.
– Послушай, ты был у меня дома, я познакомила тебя со своими родителями. А, ведь, дама о тебе практически ничего не знает, кроме того, что ты – известный музыкант. Но когда я смотрю на твои роскошные кудри, высокий лоб, кожу и цвет лица, которым могла бы позавидовать любая девушка… Или – на твою стать и изысканные манеры… Я вижу… Нет, я просто чувствую, что ты слеплен из какого-то совершенно другого теста. В тебе нет плебейства. В тебе чувствуется, – тут Лариса немного помолчала, очевидно, подбирая нужное слово, – порода. Да, какая-то совершенно иная порода. Ты, словно, каких-то голубых кровей… Расскажи мне, откуда ты такой взялся?
Михаил сидел, откинувшись на спинку кресла, прикрыв глаза. Весь его вид выражал блаженство.
– Какой бальзам пролился на мою душу, – красавица, богиня. – Он наклонился и надолго припал к руке Ларисы.
– О том, что в детстве у меня не было детства, а была сплошная музыка, я уже тебе рассказал на интервью, – пошутил Михаил. – Очевидно, речь должна пойти о событиях, которые происходили задолго до моего появления на свет…
– Как интересно… Я, пожалуй, закурю, с вашего позволения? – спросила Лариса, вопросительно поведя бровью.
Михаил кивнул.
– А сам-то, небось, не куришь?
– Нет.
– Впрочем, об этом можно было и не спрашивать, – усмехнулась женщина, – твоему цвету лица младенец позавидует. – Ой, извини, что я тебя перебила…
Лариса с жадностью затянулась сигаретой после вкусной ресторанной еды. Но при всей приятности момента и своей внешней респектабельности, она вдруг в глубине души ощутила себя обычной шалавой рядом с этим ухоженным, непьющим и некурящим аристократом.
– Да, был интересный, и даже трогательный эпизод в истории нашей семьи по материнской линии, – сказал Михаил. – Это касается моей прапрабабушки…
Во времена войны 1812 года, когда отступали российские войска под натиском французов, в одну деревенскую избу привезли простывшего на морозе сорокалетнего генерала. Выхаживала его вся большая крестьянская семья. И среди девятерых детей была одна девочка по имени Божемила.
– Какое имя красивое, – то ли вздохнула, то ли мечтательно выдохнула с сигаретным дымом Лариса.
– Это имя старославянское. Дословно оно обозначает – «милая богам», – сказал Михаил. – Очевидно, не случайно ее так назвали. Красоты, как гласит семейное предание, была неимоверной. Вот эту юную прелестницу, одетую в грубое холщевое платье, и увидел очнувшийся после тяжелой болезни генерал.
– Интересно, сколько же лет было юной красотке? – не выдержав любопытства, перебила слушательница повествование Михаила.
– Четырнадцать. И случилась у них с генералом любовь…
– Ну да, не привлечешь же именитого генерала за соблазнение малолетних, – съязвила Лариса. – Девочка была, небось, еще и крепостная…
– Что ты, что ты! – замахал вдруг неожиданно своими красивыми музыкальными руками на Ларису собеседник. – Какая малолетняя? Ведь она, по тогдашним меркам, была уже невеста! Ты помнишь, как там в опере «Евгений Онегин» поется, где няня Татьяны рассказывает ей, как она выходила замуж?
Пианист лишь на секунду задумался, а потом, тряхнув своими роскошными кудрями, неожиданно и уверенно продекламировал:
Да как же ты венчалась, няня?
Так, видно, Бог велел! Мой Ваня
Моложе был меня, мой свет,
А было мне тринадцать лет!
Недели две ходила сваха
К моей родне и, наконец,
Благословил меня отец!
Я горько плакала со страха,
Мне с плачем косу расплели,
И с пеньем в церковь повели…
Лариса, слушая, невольно закусила губу: «Какой позор! Ведь это из школьной программы. Вот что значит иметь в родственниках генеральшу «от сохи». И профессия такая, что всю жизнь чему-то учишься, а обязательно вот так некстати вляпаешься! Словом, пить надо меньше, надо меньше пить, девушка!»
– Понимаешь, и Божемилу ждала та же участь! – увлечено и взволнованно, продолжил Михаил. – И ее должны были уже вот-вот отдать в жены какому-нибудь Ваньке из соседнего двора. А тут генерал, князь и прочее благородное обхождение… Словом, я ни на минуту не сомневаюсь, что она в него по уши сама влюбилась. А когда пришло время расставания, дал князь отцу Божемилы сколько-то золотых монет, а ей лично подарил фарфоровое блюдце и чашечку с серебряной ложечкой, из которых сам заморский чай «кушивал», пока жил у них в деревенской избе. Как напоминание, что барин у них проезжал, значит… Или, чтоб помнила красавица. Потом и сам отбыл в свое родовое поместье в Мценский уезд Орловской губернии, где его ожидали жена и детки…
А то блюдце с чашечкой и серебряной ложечкой до сих пор хранятся в нашей ленинградской квартире на самом почетном месте…