Тау - ноль

«Леонору Кристину» пока еще можно было обнаружить находящимися в космосе приборами в пределах Солнечной системы. Несмотря на трудности, создаваемые полями ее двигателя, мазерный передатчик на Луне все еще мог донести до нее запросы, новости, развлекательные программы и личные сообщения.

Корабль отвечал, пользуясь собственным передатчиком. Собственно говоря, предполагалось, что такой обмен информацией станет регулярным, как только космонавты обоснуются на Бете Девы. Автоматический предшественник «Леоноры Кристины» не имел проблем при отправке данных. Он делал это и в настоящий момент, хотя на корабле их получить не могли, и экипаж собирался прочесть ленты на зонде, когда прибудет к месту назначения.

Солнца и планеты — большие объекты. Они движутся в пространстве на разумных скоростях, редко более пятидесяти километров в секунду. И они не делают зигзагов, даже малейших. Несложно предсказать, где они будут через несколько столетий, и соответственно направить луч с сообщением.

Космический корабль — совсем другие дело. Люди недолговечны; они должны торопиться. Аберрация и эффект Допплера затрагивают и радио. Через некоторое время передачи с Луны будут прибывать на таких частотах, которых не сможет принять ни одно устройство на борту корабля. Однако задолго до этого, в силу разных причин, которые невозможно предвидеть, время пути между мазерным передатчиком и кораблем растянется на месяцы и луч наверняка потеряет корабль.

Федоров, являвшийся также офицером связи, возился с детекторами и усилителями. Он усиливал сигналы, которые отправлял к Солнцу, в надежде, что они дадут ключ к будущему местоположению корабля. Хотя проходили целые дни, а молчание не нарушалось, он упорствовал. И был вознагражден. Но качество приема было от раза к разу все хуже, а продолжительность передач короче, по мере того, как «Леонора Кристина» погружалась в Большую Глубину.

* * *

Ингрид Линдгрен нажала кнопку звонка. Каюты основательно звукоизолировали, так что стучать было бесполезно. Она вновь позвонила, но никто не ответил. Ингрид нахмурилась и в нерешительности переступила с ноги на ногу. Наконец она положила руку на ручку двери. Дверь не была заперта. Линдгрен приоткрыла ее. Не заглядывая внутрь, она мягко позвала:

— Борис, с вами все в порядке?

Ее слуха достигли звуки: скрип, шуршание, медленные тяжелые шаги.

Федоров распахнул дверь.

— О, — сказал он. — Добрый день.

Она окинула его взглядом. Главный инженер был плотным мужчиной среднего роста, с широким скуластым лицом. Его каштановые волосы, словно снегом присыпаны сединой, хотя ему всего сорок два. Он не брился уже несколько вахт. На нем был халат, явно только что наброшенный.

— Можно к вам? — спросила Линдгрен.

— Как пожелаете.

Он взмахнул рукой, пропуская ее, и закрыл дверь. Его половина каюты была отделена перегородкой от той части, где в настоящий момент обитал управляющий биосистем Перейра. Большую часть помещения занимала неубранная кровать. На кухонном шкафчике стояла бутылка водки.

— Извините за беспорядок, — равнодушно сказал он. Неуклюже двигаясь за ней, добавил:

— Выпьете? У меня нет стаканов, но вы вполне можете глотнуть из бутылки. Ни у кого на корабле нет ничего заразного. — Он рассмеялся, но смех вышел неискренним. — Откуда здесь взяться микробам?

Линдгрен присела на край кровати.

— Нет, спасибо, — ответила она. — Я на дежурстве.

— Я тоже по идее на дежурстве. Да. — Федоров возвышался над ней, согнувшись. — Я сообщил на мостик, что нездоров, и мне лучше отдохнуть.

— Не следует ли вам показаться доктору Латвале?

— Зачем? Физически я здоров. — Федоров сделал паузу. — Вы пришли удостовериться, что со мной.

— Это входит в мою работу. Я уважаю ваше уединение. Но вы один из ключевых людей.

Федоров улыбнулся. Улыбка была такой же вымученной, как предыдущий смех.

— Не беспокойтесь, — сказал он. — Мозги у меня в порядке. — Он потянулся к бутылке, но убрал руку. — Я даже не намерен напиться до беспамятства. Это всего лишь попытка… как там говорят американцы?.. Дать по мозгам.

— Давать по мозгам лучше в компании, — заявила Линдгрен. И добавила:

— Я, пожалуй, выпью.

Федоров передал ей бутылку и тоже сел на кровать. Линдгрен подняла бутылку:

— Skal.

Она проглотила немного, вернула бутылку Федорову.

— Ваше здоровье, — сказал он по-русски.

Некоторое время они сидели в молчании. Федоров рассматривал переборку. Наконец он пошевелился и произнес:

— Ладно. Раз вам необходимо знать. Я бы не сказал никому другому, а женщине и подавно. Но я кое-что узнал о вас, Ингрид… дочь Гуннара, верно?

— Да, Борис Ильич.

Он ответил ей взглядом и более искренней улыбкой. Линдгрен сидела расслабившись, ее гибкое тело в комбинезоне дышало теплом.

— Я думаю… — он запнулся. — Я надеюсь, что вы поймете меня, и не станете пересказывать то, что от меня услышите.

— Я обещаю молчать. Что до понимания, то я постараюсь.

Он явно нервничал.

— Видите ли, это очень личное, — сказал он медленно и не очень уверенно. — Хотя и не так уж важно. Я скоро с этим справлюсь. Просто… последняя полученная нами передача… меня расстроила.

— Музыка?