Те, кого мы любим - живут

· Кнут

· Часы

· Мужчиной стать нелегко

· Волшебное кольцо 

· Неразменный рубль 

· Как Емеля чуть боярином не стал

· На рыбалке 

· Смелый 

· Дельфины 

· Баядерка 

·

Колдун

· Игорек 

· Золотые клены 

· Необычайное приключение

ЖИВЫЕ ЖДУТ

Бывают странные привязанности — у людей как будто нет ничего общего, не роднят их ни возраст, ни взгляды, ни характеры, а их, как говорится, водой не разольешь. Нечто подобное было у меня с майором Ногиным. Познакомился я с этим человеком в Пяти­горске. Мне едва исполнилось семнадцать лет. Ногину шел четвертый десяток. Многое он перенес и пережил; в финских боях удостоился двух орденов. Опыт суровой жизненной школы, который у него был за плечами, и моя юношеская наивность не мешали нам дружить, как ровесникам. Мы часто спорили о книгах, судьбе и жизни человека, и почти всегда каждый из нас оставался при своем мнении. Ногин не мог меня убедить в том, во что я не хотел уверовать. Я заслушивался его боевыми рассказами и вместе с тем ненавидел до глубины души жизнь солдата — ее величие и ничтожество: в по­ходном вещевом мешке всегда — жезл маршала и гряз­ное белье, и я радовался, когда мне удавалось поколе­бать убеждения Ногина. У него я проводил целые вечера, привязывался к нему все сильнее и даже, пожа­луй, полюбил его. Чувство, похожее на ревность, про­буждалось во мне, когда Ногин оказывался рядом со своей женой Тоней. Нянчился он с ней буквально как с ребенком. Казалось, только в ней одной и видел смысл своего бытия.

Как-то я, не удержавшись, сказал ему:

— Для вас жена — альфа и омега. Разумно ли это?

— Личную жизнь надо уметь строить,—отвечал он.— Быть с человеком бок о бок всю жизнь и не любить его— это унизительно. Мне человек доставляет радость, этот человек принадлежит только мне и навсегда. Моя мечта в нем, и она не может угаснуть. И пока горит мечта, у меня есть крылья. А это значит — я могу летать, а не ползать. Не найти, не открыть в себе сил, которые бы делали мою жизнь красивой, радовали меня и принадлежащего мне человека, значит оказаться слабым и жал­ким. Личную жизнь надо уметь

строить. Уметь!

Мне непонятен был Ногин, и я со всей горячностью молодости высокопарно возражал ему. Судьбы людей, великие свершения, Родина — вот светила, вокруг кото­рых вертится наша жизнь, это — главное. Ограничить круг своих помыслов и интересов семьей, более того, одним человеком — не самое ли это что ни на есть низ­копробное мещанство, обнаженная, можно сказать, обы­вательщина?

Ногин смеялся:

— Ну и нагородил! Вавилонскую башню из мухи воздвиг. Все это в тебе не от тебя, книжный ты какой-то, Саша. Надо уметь правильно относиться к жизни — в этом секрет всех наших удач и огорчений. Но будет об этом. Хочешь, пойдем лучше мороженое есть?

Если речь заходила о чувстве Ногина, он всегда обращал все в шутку. Нередко звал на помощь жену: «Тоня, выручай! Метелин опять подкладывает под тебя мину». Присоединяясь к нему, Тоня шутливо журила меня, блестя черными прелестными глазами. Таких глаз я больше ни у кого не встречал. Они, казалось мне, слишком были красивы, чтобы принадлежать только од­ному.

Иногда Тоня говорила:

— Я бы очень хотела, чтобы ты влюбился по уши когда-нибудь и был этим наказан. Ты еще мальчишка, а ничему не веришь.

— Напротив, я всему верю и поэтому глуп, — сме­ялся я.

Всякий раз, возвращаясь от Ногиных, я обычно уно­сил в груди что-то радостное, недосказанное и с нетер­пением ожидал новой встречи.

Но все повернулось по-другому. Я закончил десяти­летку, поступил в институт и, проучившись три года, был призван в армию. Ногин остался в Пятигорске, меня же судьба забросила на запад Белоруссии. Мы вели переписку, затем как-то после одного несколько сухова­того письма мне показалось, что я надоел своему прия­телю, и с горечью оставил его в покое.

Прошло два года. Служба моя в армии близилась к концу. Я уже готовился демобилизоваться, ходил как очумелый и грезил о родных краях, о встрече с друзьями.

Думал о Ногиных. Кое-что о них я знал от родных. У Алексея Васильевича увеличилось семейство — Тоня родила дочь; теперь папашу, наверно, не узнать: счаст­ливее его на земле днем с огнем не сыщешь человека. Мысленно я представлял дом Ногиных, видел милые моему сердцу лица, слышал беззлобные шутливые упре­ки за мое ничем не оправданное молчание. Словом, фантазии не было границ... Мечтам моим, однако, не суждено было сбыться: в четыре часа с минутами 22 ию­ня 1941 года мы приняли бой...

Белосток оставлен. Первые километры отступления. Вот и Волковыск. Севернее города немцы высадили десант. Лавина минометно-пушечного огня. Стоны, крики...

В спешке нас подготовили к штыковой атаке. Коман­дир сбивчиво отдал последние приказания.

«Ура-а-а-а...» — взметнулось тысячеголосое эхо и, нарастая, покатилось по клочку земли, заглушая лихо­радочную пулеметную дробь, винтовочные выстрелы.