Те, кто любит. Книги 1-7

— Ничем. Он преподнес свое предложение как папскую буллу. Судьи повиновались. — Джон расстегнул тесный воротник. — Город в отчаянии, ожидая утром смертный приговор. Мой мыльный пузырь лопнул! Газ вышел из моего пузыря, и я шлепнулся на землю.

— Ну, дорогой, ты путаешь метафоры.

— Моя неудача вызвана моим тщеславием. Я держал «Британские статуты» так, что корешок книги был направлен на Хатчинсона, как гарпун. Он, видимо, знал, что в книге есть статут против реквизиции. Дело закончено.

Это был печальный конец после больших надежд. Никто не нанес им визита. Улицы опустели. Над городом нависла пелена.

В полночь Джон сказал:

— Я должен пойти в тюрьму и утешить моряков, передать, что о них думают, даже если им придется умереть. Что другое мы можем предложить им? Только… братство. Скорбная подачка в ночной мгле…

— Но ведь ты потратил почти два месяца напряженного труда.

— Да, но из исправительного дома я отправлюсь в свою постель, к жене, к горячему завтраку. А они отправятся навстречу приговору, к веревкам на виселице. Кто ответствен — моряк, бросивший гарпун, или адвокат, не добившийся оправдания?

— Может тюремщик приготовить им чай?

— Мы больше не ввозим чай.

— Тогда я приготовлю наш. Ты отнесешь его в кувшине.

— Завари покрепче, Нэбби. Он придаст нам смелость.

На следующее утро она настояла на том, что пойдет в суд выслушать приговор.

Такого мрачного настроения от роду у нее не было, когда она входила в судебное здание. Тюремщики ввели четырех моряков, бледных от ужаса. Они стояли перед пятнадцатью судьями, включая Бернарда, Окмюрти, коммодора Худа военно-морского флота Его Величества и «некоторых адвокатов Массачусетса». Губернатор Бернард Хатчинсон встал и с суровым видом произнес:

— Убийство лейтенанта Пантона было оправданным в силу необходимости самозащиты. Арестованные оправданы и должны быть освобождены.

Абигейл оцепенела. Оцепенели и все присутствующие в зале суда.

Затем поднялся судья Роберт Окмюрти и глухим голосом объявил:

— Решение суда единогласное!

Началось вавилонское столпотворение. Люди кричали, смеялись, плакали, обнимали четырех моряков, которые остолбенели, не веря ушам своим. Среди вспышки радости и облегчения Абигейл, пытавшаяся пробиться к мужу и поздравить его, почувствовала, что ее держат за руки незнакомые люди, ее целуют незнакомые женщины. Пробиться к Джону было невозможно. Его окружили знакомые, хлопали по спине, восхваляли до небес.

Так было до конца дня, приходили сотни людей с женами и детьми, приносили в подарок цветы, сладости, книги. Джонатан и Эстер Сиуолл также нанесли визит на пару минут. Эстер сказала Абигейл:

— Никому не нравятся поражения. Но Джонатан горд за Джона сегодня. Весь Бостон горд.

Когда они остались одни, Джон спросил, потирая своими пухлыми пальцами глаза:

— Горд чем? Мне же не позволили изложить дело. Хатчинсон боялся, что если я его изложу, то все американские моряки будут сопротивляться и убивать, не давая возможности себя реквизировать.

— Но именно ты вынудил их к такому решению. Твоя защита теперь доступна для любой колонии, если англичане вновь попытаются заняться реквизицией. Не огорчайся. Ты герой дня. Будь рад этому!

Приятно быть калифом на час. Бокалами, выпитыми в их честь, можно было бы наполнить Бостонскую гавань. Мужчины снимали шляпы, встречая Абигейл на улице, женщины расплывались в улыбке, торговцы бросались ей навстречу, отталкивая приказчиков; даже в мясных, рыбных и овощных лавках перешептывались, завидев миссис Джон Адамс. Ей предлагали лучшие куски мяса, самые свежие фрукты и овощи, самую вкусную рыбу.

Джон находился в Фолмауте. Он намеревался быть в Бостоне к июльской сессии суда, но к концу месяца прислал с друзьями два письма, сообщая, что, хотя он выиграл три дела, оставалось еще шестьдесят.

— Ничто, кроме надежды заработать для моей любимой семьи, не может поддержать меня в этих нудных занятиях.

Абигейл пришлось смириться с этим, ибо всякий раз, когда им удавалось отложить сто фунтов стерлингов, появлялось политическое дело, приковывавшее к себе внимание Джона, и их доходы падали, сбережения тратились на содержание дома и ежедневные расходы в Бостоне. Они надеялись, что смутная обстановка не нарушит окончательно их платежный баланс.

Губернатор Бернард был вызван в Лондон для «консультации», что Джон расценил как более мягкий эквивалент слова «отставка». Когда судно губернатора отходило от причала, зазвонили колокола, с доков Джона Хэнкока загрохотали пушки, Дерево Свободы было украшено флагами, на Кинг-стрит и у Форт-Хилла горели костры. Ассамблея Массачусетса обратилась с петицией к королю Георгу III «снять с поста в его правительстве навсегда сэра Фрэнсиса Бернарда». Бостон был уверен в своей победе.