Те же и Скунс

Киллер посмотрел на то, как он ставил ноги. Кунг-фу. Но не очень давно. Год-два, вряд ли больше. Достаточно, чтобы Нева была по колено. Но совсем не достаточно для мало-мальского мастерства.

– Да так, ничего… – сказал он, пожимая плечами. – Жду, когда ты другой стороной повернёшься. Вы, голубизна, правда что ли оба уха прокалываете?..

Эффект был стремителен, как расстройство желудка. Тарас загнул в пять этажей и рванулся вперёд. Обладатель бесцветного ёжика и таких же бесцветных зенок был, наверное, в полтора раза легче него. И в полтора раза старше. В таком возрасте о Боге думать пора. О душе…

По замыслу нападавшей стороны, Алексею полагалось, как это бывает в боевиках, спиной вперёд вылететь в коридор и с треском врезаться в стену. Желательно также, чтобы при этом на голову что-то свалилось. Картина, к примеру. Или на худой конец детская ванночка, висевшая на огромном шатком гвозде.

Однако в Голливуде боевиков про коммунальную российскую кухню, увы, не снимают. Неплохой «казани-дзуки» провалился в пустоту. Дерьмовенький оппонент куда-то успел подеваться, куда именно, Тарас так и не понял. Руку словно всосал вакуум, на локоть легли жёсткие пальцы, и от плеча в спину ударила такая боль, что квартирный Шварценеггер ахнул и, спасаясь от дальнейших мучений, влип лицом в пол.

– Пусти, сука!.. – тихо взвыл он, безуспешно пытаясь сбросить живодёрский захват.

– Вставай, – доброжелательно хмыкнул новый жилец.

Он поднял Тараса на ноги, заставив ткнуться носом в коленки, и не торопясь проконвоировал по коридору.

– Ой! – выглянула из ванной Оля Борисова. Она уже поила Женечку молоком. – Алексей Алексеевич, пожалуйста, не бейте его…

Снегирёв искренне изумился:

– А я разве бью?..

У Тараса наверняка было на сей счёт своё особое мнение, но его не очень-то спрашивали. Алексей открыл свободной рукой дверь и выставил Кораблёва на холодную лестничную площадку, негромко напутствовав:

– И куда же ты, коза, бьёшь десятку и туза… Дверь захлопнулась, точно клюв птицы обломинго. Какое-то время Тарас не смел разогнуться, боясь шевельнуть правой рукой и отчётливо понимая, что планы трудоустройства рухнули капитально. Даже если в травмпункте решат ограничиться просто гипсом, фиг ли куда пойдёшь с рукой «самолётом»… а если ещё отправят на операцию…

Когда он решил быть мужчиной и выпрямился, осторожно извлекая пострадавшую руку из-за спины, выяснилось, что она была цела и даже функционировала.

Скоро дверь скрипнула снова: тёти-Фирин жилец возник на пороге, облачённый в капроновую непродувайку для бега.

– Заходи, – сказал он Тарасу, мрачно сидевшему на щербатом мраморном подоконнике. – Я там твою кастрюльку с плиты снял, чтобы не пригорело. А то начнут тётки орать…

Когда Снегирёв вернулся с пробежки, в ванной всё было по-прежнему. Всё те же разнокалиберные бутылочные ряды, ещё благоухавшие не до конца отполосканным содержимым. После чистой речной сырости, которой он только что надышался, спёртый воздух, пропитанный остатками алкоголя, показался сущей отравой. Несколько этикеток отклеилось; бумажные лохмотья перекрывали отверстие слива, над ними собралась мутная лужица. Алексей излишней брезгливостью не страдал никогда. Пальцами очистил отверстие, повесил махровое полотенце на тёти-Фирин крючок и начал выставлять дергунковские бутылки из ванны, освобождая себе плацдарм. Дверь при этом он закрывать не стал – пускай хоть немного проветрится.

Его любовь к свежему воздуху всё и сгубила. Танина комната располагалась как раз против ванной, и негромкое позвякивание стекла не миновало бдительного хозяйского слуха. Недавно проснувшаяся Дергункова фурией выскочила в коридор, пребывая во всём блеске утреннего неглиже. То есть помятая, всклокоченная и в халате, застёгнутом на одну пуговицу.

– А ну положь где лежало, твою мать!.. – налетела она на Алексея. И тут же, нагнувшись и продолжая невнятно материться, принялась сама переставлять бутылки обратно. При этом она так принципиально грохала ими о ванну, что сплошь выщербленная эмаль уже не вызывала удивления. – Впёрся к жидовке, у неё там и полощись! А у людей не хозяйничай!..

Снегирёв задумчиво посмотрел поверх её согнутой спины, туда, где сквозь приоткрытую дверь видна была внутренность комнаты. Возле стены на деревянной подставке красовалась огромная «химическая» бутыль с узким горлышком и притёртой гранёной пробкой. Бутыль была почти до самого верха заполнена чистой прозрачной жидкостью. Что может хранить в подобной ёмкости женщина, таскающая стеклотару не из дому, а домой?.. Алексей поднял увесистую бутылку из-под «Mood maker vodka», перехватил её за горлышко – и метнул.