Те же и Скунс

Сосняк же действительно рассекала длинная прямая канава. По одну её сторону когда-то случился небольшой пожар. Взрослые деревья уцелели, отделавшись обугленным верхним слоем коры возле корней, а вот лесная подстилка и мелкие кустики сгинули начисто. Теперь зелёная жизнь заново осваивала проплешину, и чуть ли не первыми, не встречая обычной конкуренции, в сожжённую почву проникли грибы. Добравшись до этого места, Стаська сняла с плеча ремень, и в поставленную наземь корзину один за другим посыпались чистенькие жёлтые моховички. Снегирёв смотрел на дочь и думал, как они могли бы поехать сюда втроём. Они со Стаськой — и Кира. А потом возвращались бы домой, смеясь и в шутку жалея автомобиль, насмерть перегруженный грибами. И наконец сообща чистили бы их за круглым кухонным столом, вспоминая, какой при каких обстоятельствах «попался»… «Позор на мои седины, и как я проглядел такого красавца?» — «А-а, папочка, затем у меня и очки, чтобы всё замечать…» И Кира без конца срывалась бы греть обед, а у Стаськи слипались бы глаза, и…

— Дядя Лёша, — сказала Стаська, — можно мне с вами посоветоваться? — И добавила, волнуясь и краснея: — По жизни…

Снегирёв молча переставил свою корзину поближе и сел на горелый пенёк. Итак, у них уже были общие переживания. И общая тайна. А теперь ей понадобился его совет по важному жизненному вопросу. Очень даже неплохо. Он в который раз осознал, что делает чудовищную ошибку. Ну и плевать. Могла ли быть слишком дорогая плата за такие мгновения?

— Вы понимаете, — начала Стаська, — в младших классах нас родители из школы встречали…

— И правильно делали, — проворчал Снегирёв. — У вас, я надеюсь, омоновец при входе сидит?

— Сидит, — кивнула она. — Так вы понимаете, мы уже считаем, что мы взрослые… выросли… Нам скорей хочется… А родители, ну, вы же знаете, мы для них маленькие… И вот как раз первого числа за одной девочкой из нашего класса мама пришла, а та всё лето мечтала, как одна будет ходить. Ну и… В общем, она этой маме такую пощёчину… Я в двух шагах стояла…

Снегирёв молча слушал.

— А потом ко мне поворачивается, — продолжала Стаська, — и как ни в чём не бывало спрашивает: «Санта-Барбару» летом показывали или как? А то, мол, в такую тьмутаракань предки загнали, что и телевизора не было… А я стою и не знаю, как с ней теперь разговаривать…

— И не стала? — угадал Снегирёв. Стаська опустила глаза.

— Нет… И понимаю, что вроде невежливо, а всё равно не могу…

Снегирёв подумал.

— А тётя Нина с дядей Валерой что тебе посоветовали? — спросил он затем. Он был сторонником субординации.

Стаська помялась.

— Тёте Нине я вообще говорить не стала, она расстроится… А дядя Валя сказал, это дело той девочки и её мамы, а мне лучше с ней себя вести, как будто ничего не случилось.

Чувствовалось — такое решение проблемы её категорически не устраивало. Что касается Снегирёва, ему множество раз случалось пожимать руку людям, которых ему больше всего хотелось безотлагательно придушить.

— Я бы, — сказал он Стаське, — на твоём месте шумных скандалов ей не закатывал…

— А я и не закатываю!

— …но и всякие отношения начисто прекратил бы.

Стаська сняла очки и стала протирать их рукавом свитера, забавно щурясь на Алексея. («Совсем как Кира…» — опять заныло в груди.)

— Вы знаете, дядя Лёша… Я иногда думаю… Если бы у меня были мама и папа, мы бы тоже, наверное, ссорились… Они бы меня за что-нибудь ругали, а я бы обижалась… — Стаська помолчала. — Только всё равно кажется, что мы бы ни за что… никогда…

Снегирёв молча слушал, глядя на неё.

— Дядя Лёша, — спросила она неожиданно, — а вас дети есть?

Вот тут Алексей испытал страшный позыв очертя голову шагнуть в пропасть, выговорив труднопоправимое «да». Он поборол подступившее головокружение и ответил более обтекаемо:

— Да ты понимаешь, я как-то до сих пор не женился…

— А родители ваши ещё работают или уже на пенсии?

— Не знаю, — Алексей усмехнулся. — Меня родители бросили, когда мне два месяца было. Я в детдоме вырос.

— А я маму хорошо помню, — сказала Стаська задумчиво. — Мне семь лет было, когда…

— Я знаю, Стасик.

— А папу я никогда не видела. Он в Африке погиб, в геодезической экспедиции. Я даже родиться тогда ещё не успела. — Стаська надела очки и вновь посмотрела на Снегирёва, словно ожидая совета: — У нас в классе мальчик был… То есть он и сейчас есть… Ну, такой, понимаете, которые с пелёнок всё знают… Я однажды сказала про папу, а он стал смеяться: это, мол, все тётки придумывают, которым обещали жениться. Я тут ему ка-ак дала! Нос разбила. Меня к директору вызывали, — добавила она с гордостью. — И тётя Нина с дядей Валей воспитывали. Чтобы я извинилась… Говорили, мама была бы недовольна…

— Почему? — тихо спросил Снегирёв.

— Ну, этим ничего не докажешь, и всякое такое, что нельзя до них опускаться.

— А ты?

— А я сказала, что ещё сильней ему тресну, если он опять!

— Вообще-то опускаться в самом деле не надо, — рассудительно проговорил Алексей. — Так что тут они правы. Но, если честно, я бы тоже, наверное, ему в репу заехал.