Театр эллинского искусства

^{Ил. 134. Геракл и керкопы. Метопа храма С в Селинунте. Ок. 540 г. до н. э. Известняк, выс. изображения 130 см. Палермо, Региональный археологический музей}

Несколько лет спустя этот сюжет появился на метопе храма С в Селинунте (ил. 134). Эта работа, скорее, в аттическом вкусе: ведь Селинунт был колонией мегарян. Горельеф прекрасно выделялся на красном фоне. Но все механически-конструктивное, столь ярко проявившееся в дорийском исполнении, здесь отсутствует. Нет ни шеста, ни напряженного наклона торса, ни косых осей, пронизывающих пестумскую фигуру. Неотличимые друг от друга керкопы, будто сами собой парящие по сторонам, не отягощают Геракла. Их согнутые в коленях тела висят высоко и кажутся легкими. Пропорции Геракловой фигуры изящнее, торс выше, шаг у́же, чем в Пестуме. Там все три персонажа представлены в профиль — здесь они глядят на нас, словно желая перехватить наш взгляд, чтобы мы помогли им оторваться от фона. Лицо Геракла, красиво обрамленное крутыми спиралями прически, с огромными глазами под высокими дугами бровей, невозмутимо, как у куроса. Скульптору доставляло удовольствие высекать в камне мелко вьющиеся свисающие изысканными гирляндами локоны керкопов и тщательно моделировать мышцы Геракловых ног. Проигрывая пестумскому горельефу в убедительности действия, селинунтский выигрывает в красоте.

В те годы в Афинах Геракл был поднят на щит пропагандой Писистрата, который позиционировал себя как нового Геракла — протеже Афины. Геракл стал важной фигурой скульптурного убранства зданий, причем не только сакральных, строившихся тогда на Акрополе[350]. В руинах доперсидских построек найдена сцена введения Геракла на Олимп, украшавшая небольшой фронтон (ил. 135). Героя легко узнать по львиному шлему, но от фигуры осталось немногое, так что обсуждать ее я не берусь.

^{Ил. 135. Введение Геракла на Олимп. Фронтонная группа. Ок. 560 гг. до н. э. Известняк, выс. 94 см. Афины, Национальный музей Акрополя. № 9}

Афинские вазописцы, которых сэр Бизли назвал «Group E» (среди них начинал свой путь к вершинам мастерства Эксекий), в целом следовали канону изображения Геракла, представленному на «сианских чашах». Но линии рисунка у них тоньше и гибче. Они запечатлевают легкие колебания профиля, выглядывающего из львиной пасти: выпуклый лоб, плавную переносицу, вытянутый нос с легкой горбинкой, закругленный кончик которого, далеко выступающий вперед над верхней губой, кажется, с азартом вынюхивает все запахи мира. С шальным весельем глядит на нас гигантский птичий глаз, заполненный черной радужкой с расширенным зрачком. Геракл строен: длинный торс, сужающийся к изящной талии, мощные бедра, тонкие голени, переходящие в изящные щиколотки. Передние лапы льва, завязанные на груди узлом, франтовски торчат в стороны над пурпурной туникой. Сомкнутые полы шкуры перехвачены поясом. За спиной у Геракла колчан. Убивая ли Гериона, истребляя ли стимфалийских птиц, он стоит, энергично выдвинув левую ногу; меняется лишь положение рук. В первом случае он орудует мечом (ил. 136). Во втором в руках у Геракла праща, при этом его глаз оказывается между линиями натянутой петли, — удивительный прием, заставляющий отрешенное око героя целиться в птицу (ил. 137).

^{Ил. 136. Group E (гончар — Эксекий). Амфора. 550–545 гг. до н. э. Выс. 44 см. Париж, Лувр. Инв. № F 53.1}

^{Ил. 137. Group E. Амфора. Ок. 540 г. до н. э. Выс. 41 см. Лондон, Британский музей. Инв. № 1843,1103.40}

У младших современников «Group E» Геракл лицом бывает попроще, но, если не всматриваться слишком придирчиво, каноническому облику не изменяет. Таков он на амфоре в Музее Метрополитен, расписанной около 540–530 годов до н. э. аттическим Принстонским Мастером (ил. 138). Но в композиционном отношении эта роспись — новаторская. На аверсе Геракл целится из лука вправо — в невидимку, который… обнаруживается на реверсе! Это Герион. Мастер разрубил «гордиев узел», который вазописцам не удавалось развязать начиная с 560–550 годов до н. э., когда Лидос первым в Аттике изобразил этот сюжет на гидрии, ныне находящейся на вилле Джулиа в Риме (ил. 139). С одной стороны, боязнь пустоты побуждала предшественников Принстонского Мастера изображать на разных сторонах ваз разные сюжеты, тем самым увеличивая общее количество фигур и, заодно, играя сопоставлением сюжетов. С другой стороны, нельзя было не считаться с авторитетом Стесихора, одного из «эннеады» великих лириков Эллады. В его «Герионеиде» Геракл