Театр Клары Гасуль

Донья Франсиска. О Марикита! Ты бы, конечно, выбрала своего сверстника, молодого офицера, кончающего военную школу. Только бы и думала: как хорошо выйти за него замуж, погулять с ним под руку по набережной!.. Да, это, должно быть, большое удовольствие. Но есть иная любовь... столь же сильная... может быть, даже более сильная, чем при замужестве... когда замужество... (понижает голос) невозможно.

Донья Мария. Как так?

Донья Франсиска. Да, Марикита. Ведь можно любить мужчину... женатого. Вообрази, что по тем или иным обстоятельствам... каким — неважно... он был вынужден жениться... и предположим, он никогда свою жену не любил... Она стара, уродлива и зла... Или представь себе, что молодая, неопытная девушка вышла за старика... Или... Но твоя добродетель подсказывает тебе, что это дурно?

Донья Мария(живо). Мне?.. Ах, Пакита, я думаю, что любовь бывает иногда сильнее всех законов — земных и небесных! Говорят, любовь приходит неожиданно... и, когда почувствуешь ее, тут уж некогда бывает размышлять, что хорошо, что дурно.

Донья Франсиска

. Ангелочек! И ты это говоришь! Ну что за прелесть! Дай я тебя поцелую. Скажи, кто тебя научил?

Донья Мария. Не помню... Где-то я слышала... Так что же, ты любишь женатого?

Донья Франсиска. Ты знаешь, я не слишком набожна. Я провела два года в Англии и там убедилась, что нельзя принимать на веру все, что святоши твердят нам здесь про еретиков. В Англии я видела священников, у которых и жены есть и дети, и это не мешает им быть прекрасными священниками.

Донья Мария. Ну и что же?

Донья Франсиска. Ну и что же? Ты все еще не догадываешься? Я вижу, с тобой окольные пути не помогут. Ты сама сказала, что любовь сильнее всех законов — божеских и человеческих. Ты поймешь меня и простишь... Так вот, милый друг, я люблю священника, и священник этот — отец Эухеньо.

Донья Мария. Боже правый! Отец Эухеньо!

Донья Франсиска. Он самый. Некоторое время я боролась, но теперь я готова оплакивать потерянные дни, принесенные в жертву добродетели или, верней, предрассудку. Дорогая моя! Ты знаешь только дружбу да еще, быть может, бредни, которые ты принимаешь за любовь... Но истинная любовь, любовь запретная... О Марикита! Я люблю тебя больше всех женщин на свете!.. Не знаю, чего бы я ни сделала для тебя... Так вот, если бы для спасения этого человека понадобилось... Но что за безумие гадать о невозможном! Нет, ангел мой, найти возлюбленного не значит потерять подругу. Я счастливейшая из женщин: у меня нежный возлюбленный и верная подруга.

Донья Мария

(подавлена). Отец Эухеньо!.. Он любит тебя!

Донья Франсиска. Я вижу, твои устои поколеблены, но убеждения твои или, скорей, предрассудки так укоренились в твоей душе, что ты не можешь найти мне оправдания. По-твоему, уж раз священник, значит, не человек. Тебе кажется это кощунством, святотатством. Я сама так думала, пока не уступила чувству, а вот теперь, когда только им и живу, я рада, что могла хоть чем-нибудь пожертвовать для моего Эухеньо. О, зачем я не была раньше более набожна! Тогда б я могла пожертвовать для него боязнью ада, пренебрегла бы спасением души. В этой жертве, в этом стремлении все претерпеть ради любимого человека заключена высшая духовная радость.

Донья Мария. А он любит тебя?

Донья Франсиска. Любит ли он меня? Любит ли он меня? И ты меня спрашиваешь об этом!.. Любит ли он меня? Да в его сердце кровинки нет, которая не была бы моей, нет мгновения в жизни его, когда бы образ мой не стоял перед ним... А между тем, дорогая, я ему с утра до вечера твержу, что он меня не любит, и он в свой черед... Уж и бесим мы друг друга — просто сил никаких нет! Но ссоры эти прелестны, — ради них стоит жить. Знаешь, милая, ему предлагали ехать в Испанию, там его сейчас же посвятили бы в епископы, но из-за меня он отказался.

Донья Мария. И давно вы любите друг друга?