– А мы здесь уже и так потеряли кучу времени!.. – веско подытожила Мэри и первой шагнула к аналою. Блондинки проследовали за ней. Когда пористая резина каблука соприкасается с деревом пола – цоканья почти не слышно. Органическое звуконеприятие у дерева по отношению к резине… Странно наблюдать блондинку, без шума идущую на каблуках. Самой обладательнице каблуков тоже странно себя не слышать. Только ситуация вообще странная и «бесшумные каблуки» – самое малое в этом смысле. Леди подошли к аналою и взяли по стаканчику.
– Аh Asti!..
Края стаканов полны, вино манит, как магнит, чарующие пузырьки сводят с ума, а запах… это не запах, а амброзия! Разумеется, божественная… Паяц, в уже знакомой манере, начал нести какую-то хрень. Наполняя ею своды храма. Вот пусть своды и слушают, а блондинки пока наполнят сладкую кровь сладким алкоголем!..
– Разрушение жизненно важно, дамочки! Разрушение, как стимул и основа созидания!.. Ценой нашего благополучия, во что бы то ни стало – и это наш, именно наш человеческий удел!..
Театрал замолчал. Данная «мат. часть» была необходима, а теперь можно назвать вещи своими именами… Фишка в том, что с курицами надо разговаривать на курином языке. Английский язык они ни хрена не понимают.
Леди допили шампанское и непроизвольно сморщились. Так всегда, когда пьешь на пустой желудок.
– Патрик, подай-ка дамочкам закуску!.. – предупредительно приказал театрал.
Блондинки наперебой сунули ручки в чашку, выудили по просфорке. Надкусили опресноки.
– Тьфу, девки!
– Тьфу! Выплюньте…
– Тьфу! Эту гадость…
– Тьфу! Лучше уже совсем без закуски…
Кукловод трогательно осмотрел осовевшие женские лица. Раздвинул губы в улыбке. Только вместо улыбки явилась усмешка – непроизвольно. Ну что ж, быть посему!.. Теперь взгляд – издёвка! Никчемная папка с тесемками улетела в сторону. Театрал встал в позу и торжественно, строго без ухмылок, возгласил:
– Вы лживые и порочные твари! Ваши мужья творили беззакония, а вы помогали облекать эти беззакония в Закон!.. Нет ничего хуже драной курицы в одной постели с богатым прохиндеем! Вы, все вы и есть драные курицы, а ваши мужья – прохиндеи в самом отвратном понимании!..
Возникла пауза – самая короткая и одновременно самая длинная в мире субстанция! Причиной паузы стала ярость кукол. Как правило, любая ярость приводит к метастазе мозга. Кратковременной или хронической, оба вида по-своему печальны… Особь, поймавшая ярость – ничего не может сказать, а лишь глупо открывает рот. Леди глубоко задышали в тщетной попытке родить хоть слово. Несколько судорожных сглатываний, и вот – свершилось! Митчелл наставила палец на паяца и тягуче выпалила:
– Эй ты, козлина! Или ты сию минуту читаешь завещания!..
– Или мы немедленно вызываем полицию!
– Пусть полиция разбирается во всей этой хренотени!
– С тобой, с трупами наших мужей, с храмом Св. Патрика и с самим Патриком!
Паяца, так вот сразу, достать мешает бар под зеленой скатеркой. Аналой. Неприличными словами для леди выражаться неприлично, поэтому пусть будет бар под зеленой скатеркой. Фурии высунули раздвоенные языки, торопясь погуще обмазать клоуна дерьмом, и… Мэри и Mэлoни вдруг закашляли, а потом захрипели. Из носа – кровь, изо рта – пена. Закатившиеся глаза. И два женских трупа на дощатом полу.
Куклы делятся на два вида: более миролюбивые и более воинственные. Первые умирают быстрее, чем вторые. Вероятно, в силу того, что энергия разрушения более жизнестойка, чем энергия созидания… Что Мэри и Mэлoни отлично проиллюстрировали.
– Вот ублюдок!
– Он нас!
Митчелл и Джоди не успели толком поговорить. С толком обсудить, – так верней! Кашель, потом хрип. Кровавая пена и умирающие глаза. Парочка кукол упала бездыханно. И трупов блондинок у аналоя… простите, у бара, стало четыре. Квартет синеглазок – звучит! Если при других обстоятельствах…
Служитель выронил чашу, просфоры раскатились по полу. Запомни сегодняшнее число, Патрик – день, когда ты из юноши превратился во взрослого дядю! Широко известный факт: трупы делают нас взрослей…
Театрал вставил в рот сигарету «методом мистера Фэйса» (губами). Прикурил. И спросил нежно:
– Где у нас Патрик? – повел глазами вбок. В нескольких футах от себя нашел служителя. Трёхсотфунтовый поросёнок дрожит как холодец, но вот его глаза… В глазах-то – похеризм!.. Страх зачастую провоцирует на те эмоции, которые не ожидаешь.
– Говори, Патрик, говори, родной, – подмигнул режиссер. – С болью, торопливо, сбивчиво…
– Мистер Фэйс… То, что вы сделали – ужасно… Вы убили отца Джозефа, убили этих женщин. И наверняка вы убили и их мужей!.. – начал выплёскивать диакон свой похеризм. – Я чувствую, что сейчас вы убьёте и меня, но вы должны знать…
– Да, знаю. Ты вызвал полицию, которая будет с минуты на минуту, – сплюнул кукловод. Жестокая ухмылка режиссера, как непременный довесок к спокойному тону. Мистер Фэйс явно не обожатель полиции. А… хулитель!
– Хула на власть, установленную Господом – признак сатанизма… – в ужасе возопил служитель. – Убийца без галстука не признак, он – хуже!..
Патрик крепко сжал золотой крест, и выставил его перед собой: