Театр на Арбатской площади

— Тебе оставлю, — сказала Санька и кинула той на руки платок, которым так гордилась. Потом повязалась по самые брови старушечьим, тёмным, и вышла из избы.

А ветер стал ещё сильнее, чем накануне. Так и рвал, так и метал. Почти к самой земле пригибал придорожные кусты. Иной раз приходилось идти вроде как напролом, плечами и головой пробивая себе дорогу. Но всё равно шла и шла вперёд, думая лишь о том, чтобы поскорее добраться.

А о пожаре Москвы она так ничего и не знала. Клубы дыма, которые поднимались над горевшей Москвой и плотной завесой стояли над городом, казались ей густыми тучами.

И лишь к вечеру, когда стемнело и когда Москва была уже недалеко, она с ужасом поняла, что над Москвой сгрудились вовсе не тучи, что это дым от большого пожара, охватившего весь город. И дым этот, теперь окрашенный пламенем, был багров и страшен.

И Саня побежала. Она бежала и громко плакала. Она бежала прямо на зарево, уже не боясь сбиться с дороги. Теперь свет от пожара был столь ярок, что освещал не только горевшую Москву, но и небо над её головой, но и каждый камешек на дороге.

Это было в ночь на 4 сентября.

Утром 4 сентября Наполеон Бонапарт проснулся в Кремле при двойном свете — дня и пламени. Но свет наступившего дня не мог соперничать со светом пожара, бушующего за окнами дворца.

Ещё вчера, когда он перебирался из дома трактирщика сюда в Кремль, Москву окутывали клубы дыма. Зловещие рапорты преследовали его весь день, мешая насладиться победой и торжеством.

Ему доносили:

— Горит центр города, самые богатые кварталы, где магазины, лавки, склады…

— Сгорел дом, где три тысячи русских раненых…

— Горят великолепные дворцы, горят дома горожан…

Ему докладывали: едва лишь солдаты великой армии приблизятся к какому-либо дому, как внутри раздаётся лёгкий треск, поднимается тонкая струйка дыма. Затем эта струйка становится густой и чёрной, превращается в багровый, огненный столб, и всё здание рушится в вихре пожара…

Вчера он ещё надеялся, что за ночь пожар удастся потушить. Но, пробудившись нынешним утром, он понял, что огонь усилился во много крат. Город превратился в огромный пылающий костёр.

И сейчас, шагая по великолепным апартаментам Кремлёвского дворца, уже не с упоением победителя, но обеспокоенный и раздражённый, Наполеон отдавал приказ за приказом, наверняка зная, что никто его приказы выполнить не в силах. Пламя пожирало город на его глазах, а он был бессилен. Он бормотал, то и дело кидая взгляды на огонь, бушующий за окнами:

— Этот пожар… Он предвещает нам великие бедствия…

Ветер всё время менял направление. Словно разъярённый мститель, перебрасывал пламя из одного квартала Москвы в другой. Отсюда, из дворца, не смея приблизиться к раскалённым стёклам окон, Наполеон видел, как занялась уже и та часть Москвы, которая находилась за рекою.

Нет, он чувствовал себя сейчас не победителем. Скорее побеждённым. Москва встретила его не покорностью и страхом, а ненавистью и пожаром. Город, которым он любовался с Поклонной горы, превращался в груду развалин, в угли, золу, пепел…

И сам он был пленником огня и дыма. Горящие головни, искры, пламя с ураганной силой ветер приносил уже сюда, в Кремль. Казалось, даже небо пылает пожаром. Оно было цвета красной меди…

И вдруг раздались испуганные возгласы:

— В Кремле пожар…

— Горит Кремль…

— Огонь в башне над арсеналом…

Неужто всё было обречено разрушению? Даже эта священная обитель русских царей?

— Ваше величество! Отсюда нужно уходить, ваше величество! И немедленно… — в один голос убеждали Наполеона все его приближённые. — Против дворца стоят ящики с порохом.

Через узкий подземный ход возле Тайницких ворот Наполеону с ближайшей свитой удалось выбраться из Кремля. Они вышли на набережную. Но и здесь бушевало море огня. Даже вода в реке казалась огненной. Им нельзя было ни отступить, ни остановиться, ни двигаться вперёд…

Всего лишь одна улица, извилистая и узкая, вся охваченная огнём, открывалась перед ними. Это был скорее вход в ад, чем выход из него. Все бросились в этот проход. Они шли по огненной земле, под огненным небом, среди огненных стен. Дышать этим раскалённым воздухом было почти невозможно. Руки у всех были опалены — им приходилось, защищая от огня лицо, отбрасывать прочь горящие головешки…

Так описывает в своих мемуарах бегство Наполеона из Кремля граф де Сегюр, один из приближённых генералов Бонапарта.

Наконец солдаты первого корпуса, занимаясь грабежом и мародёрством, среди пламени пожара узнали своего императора, кинулись к нему на помощь и вывели к одному из кварталов Москвы, который уже обратился в пепел.

Именно здесь, среди развалин, которые ещё недавно были домами Арбата, Саня увидела группу военных, окружавших невысокого человека в сером сюртуке и треугольной шляпе. Военные эти тесно сгрудились возле человека в треугольной шляпе, казалось, готовые защитить его своими телами от любой опасности, которая угрожала или могла угрожать тому на пути.