Театр в квадрате обстрела

В трудные месяцы блокады в Ленинград изредка прорывались письма. Ленинградцы ждали их, как величайшего счастья. Одни получали приветы от близких, воевавших на фронте или живших где-нибудь на Большой земле, за кольцом, и радовались, что близкие живы. Другие узнавали, что волноваться им больше не о ком. Получал письма и Николай Владимирович Левицкий. Артистка вспомогательного состава театра П. писала ему из Новосибирска: «Дорогой Николай Владимирович, простите, что я Вас беспокою. Не сможете ли Вы узнать, как с моей квартирой, болит душа. Надо зайти к управхозу, которому я все сдала по описи, но он, наверное, сменился. Вы, наверно, это сможете узнать. В квартире, кажется, было кое-что повреждено воздушной волной. Если Вы будете так любезны — сходите и узнайте». Левицкий, возвращаясь после очередного обхода своего многоэтажного объекта, обессиленный, ложился на диван и старался заглушить муки голода, к которым невозможно привыкнуть, а из Новосибирска шли и шли срочные депеши. Телеграф сообщил начальнику штаба, что врач театрального медпункта Р. просит взять его вещи на хранение в театр. Заместитель директора театра запрашивал: «Телеграфьте состояние квартиры имущества артиста Горохова Бережной». Актриса М. слала молнию: «Умоляю выяснить положение дочери Фатимы». Пришла даже телеграмма без подписи: «Дорогой Коля придет Русанова сестра Лукашевича помоги чем возможно привет всем».

И вместо того чтобы испытать горькое чувство и забросить всю эту почту в дальний ящик письменного стола, Левицкий аккуратно вкладывал письма и телеграммы в специальную папку и брел по пустынному городу выполнять поручения. Он на себе приволок в театр вещи врача Р. Он вместе с управхозами и дворниками навещал квартиры, составлял описи вещей, опечатывал комнаты. И спас многим товарищам их жилье и имущество. И пунктуально отвечал каждому, отчитываясь в проделанной работе. Он не писал в Новосибирск, что почти ежедневно хоронит погибших, что в тамбурах Александринки он вынужден был устроить морг. Он просто сообщал: квартира цела, вещи опечатаны.

В самом начале войны его вызвали в военкомат. Левицкий собрал походный мешок, прихватил ложку и кружку и был на месте в положенное время. В военкомате ему сообщили, что ему присваивается звание рядового, необученного. А через несколько часов признали негодным для несения службы в качестве рядового бойца по возрасту. Левицкий показывал начальникам отделов свои воинские документы, что-то доказывал, спорил. Но его не слушали. И начальник штаба МПВО вернулся в свой театр.

Между тем воинские документы Николая Левицкого должны были представить для работников военкомата немалый интерес.

Одним из первых в пачке документов артиста лежал «Представительный лист», заполненный явно в полевых условиях, карандашом, к тому же — с соблюдением старой орфографии, с ятями и твердыми знаками:

«Капитан Левицкий, исполняя обязанности дивизионного инженера, в день боя 30 ноября и в ближайшие дни после боя выказал выдающуюся распорядительность по исправлению разрушенных узлов основной линии обороны. Только благодаря организованному им подвигу и ближайшему руководству в первые дни боя под действительным артиллерийским огнем, удалось в течение недели восстановить основную линию обороны, благодаря чему дивизия была готова вновь принять бой.

Ходатайствую о производстве капитана Левицкого в чин подполковника. Должность, которую занимает капитан Левицкий, — штаб-офицерская.

Начальник 2-й Гренадерской дивизии

(подпись)

15 ноября 1917 года».

Левицкий хорошо помнит, как двинулись тогда немцы против оборонительных сооружений русских войск. Немецкие солдаты несли плакаты с написанным по-русски текстом: «Долой большевиков». Капитан Левицкий не был большевиком. Он служил офицером русской армии. Но он защищал родину и совершил подвиг.

А чина подполковника он так и не получил. Вместо него капитану вручили справку: