Театральные очерки. Том 1 Театральные монографии

Ближе всего к замыслу Островского подошел В. Шарлахов — исполнитель роли Халымова. В облике своего героя артист уловил какие-то черты, которые отличают его от купцов старой домостроевской формации. Он хорошо носит свою элегантно сшитую визитку, хорошо молчит, как человек, умеющий держать себя в обществе и знающий себе цену. Но отчетливой социальной характеристики и этот образ не получил в спектакле. По пьесе Островского Халымов — персонаж более значительный по своему общественному весу и более представительный по манере держаться, чем он получился на сцене Малого театра. Халымов принадлежит к числу тех всесильных подрядчиков, которые играли такую значительную роль в хозяйственной жизни России 60 – 80‑х годов прошлого века. Не случайно Островский дает ему, так же как Хлынову в «Горячем сердце», имя, напоминающее по созвучию фамилию знаменитого в то время подрядчика Хлудова. Это — один из столпов предпринимательского мира, один из тех дельцов высокого разряда, к каким относятся Прибытков из «Последней жертвы», Кнуров из «Бесприданницы», Великатов из «Талантов и поклонников». Эти хозяева жизни чувствуют свою силу. Поэтому в пьесах Островского они всегда немного торжественны и как бы позируют перед публикой. Они чувствуют себя в центре всеобщего внимания и держатся так, словно на них направлен яркий луч света, выделяющий их из толпы.

В Халымове, как он дан Островским в самом тексте роли — намеренно немногословном и отрывистом, — гораздо больше внутренней силы, чувства своей власти над людьми, чем это даст исполнитель роли. В трактовке театра образ Халымова потерял большую долю социальной остроты и значительности…

Так, один за другим, ушли из комедии Островского люди с резко очерченными социальными биографиями, с ярко выраженными человеческими характерами, со своими целями и страстями, — ушли деятельные участники жизненной битвы.

А вместе с ними исчезли из комедии острые конфликты, резкие контрасты, погасли сильные чувства, примолкли громкие голоса. Комедия Островского снова оказалась непроявленной на сцене. Так же как и в предыдущих ее постановках в театре, ее стройное здание раскололось на составные части. Вместо целостной драмы на сцене опять появились разрозненные психологические портреты и жанрово-бытовые зарисовки, сами по себе не лишенные временами жизненной убедительности и чисто театральной яркости, но существующие в спектакле отдельно друг от друга, вне такого общего замысла, ради которого Островский и писал свое «Сердце не камень».

Послесловие

Как мы видели, вопрос о полноценной режиссерской трактовке «Сердца не камень» не решается изолированно от общей проблемы позднего Островского, которая все еще стоит перед театром наших дней. «Сердце не камень» является только одной «главой» (может быть, самой трудной) в том обширном многоглавом «романе», который Островский создает в цикле своих последних произведений, названных нами «печальными комедиями» драматурга. Эти пьесы все еще ждут своего точного сценического решения.

Многое уже сделано в этом направлении и театрами и критикой, особенно если вспомнить, что при жизни Островского и много после него эти произведения в большинстве считались самыми слабыми, самыми неудачными и даже неумело сработанными в его художественном багаже и рассматривались как непреложные свидетельства его окончательного творческого упадка. На такой оценке сходились тогда и старые его противники и многие из его вчерашних доброжелателей. К этому времени относится горестная жалоба драматурга: «Я никому не сделал ничего дурного, а меня бьют со всех сторон».

В наше время никто не повторит странно-безнадежной оценки последних пьес Островского. Они уже давно стоят в центре внимания современных театров. И все отчетливее начинает утверждаться точка зрения на них как на высшее торжество гения Островского и его мастерства.

С особой интенсивностью волна интереса к «печальным комедиям» Островского обозначается в театрах на исходе 30‑х годов и доходит до середины 50‑х. В эту пору на сценах столичных и периферийных театров были поставлены почти все пьесы из последнего цикла драматурга, вплоть до «Богатых невест» и «Красавца-мужчины», вообще редко доходивших до театральных подмостков. Часто одни и те же пьесы ставились чуть ли не одновременно в различных режиссерских вариантах, как будто театры стремились в совместной работе во что бы то ни стало пробиться к их подлинному стилю.

Ни один из спектаклей этого времени, как мы уже отмечали, не дал решения такой задачи. Но во многих из них были свои счастливые находки и частные «открытия», сделанные режиссерами и актерами, создателями отдельных ролей-портретов. О них мы детально говорили в своем месте.