Тебя там не было

Габи пришла ко мне ночью. Очевидно, ни я одна не могла уснуть после нашего разговора. Видимо, больные души примагничиваются: мы, как дельфины, распознаем «своих» по ультразвуку, находя друг друга, встречаемся в точке невозврата; и она, и я понимали, что жизни – такой, как раньше мы не хотим: мы знали, что достойны большего, но пока не могли себе этого позволить, будто дорогое кутюрное платье, висящее на витрине, которое было нам не по карману. Как «проломить» потолок этой будто встроенной в нас ущербности, мы не знали, но знали точно, что теперь каждая из нас не одинока, и, может, беда, постигшая нас, не такая уж беда в этом случае?

У меня никогда не было родной сестры, но, если бы она была, она вот так же тихо, на бесшумных цыпочках пробралась бы ко мне в спальню, чтобы пережить в совместном страхе эту ночь, разрывающуюся в раскатах осатаневшего грома.

И это не казалось мне странным, наоборот, приход Габи показался таким ожидаемым. Я подумала, что наверняка родственные души вместе пишут свою не высказанную вслух историю, и все у них ладится, и все как по нотам.

Габи промелькнула в луче фонарного света, доносившегося из окна: ее шелковая, черного цвета короткая комбинация блеснула на ней, словно вторая кожа; она тихим шепотом легла на кровать у моих ног, мягко устраиваясь, грациозно, по-кошачьи подтянула под себя длинные, точно покрытые воском ноги.

Кошки же ведь чувствуют боль и всегда ложатся на больное. Ведь верно же?

ГЛАВА 12

Я проснулась утром от звука будильника в одиночестве – Габи ушла: видимо, так же тихо, как и появилась.

И снова день, – и, может, после вчерашнего непростого момента исповеди стоит просто отдаться этому дню без остатка, отбросить все свои призраки из прошлого и начать жить?

Когда я пришла в кафе, Габи уже сварила вкуснейший капучино для меня, – как все-таки хорошо иметь сестру!

– Сегодня в обед идем учить тебя кататься на серфе, – безапелляционно заявила она, (видимо, мне стоит принять за истину, что сестра у меня старшая).

– Габи, сколько тебе лет? – решила уточниться я.

– Двадцать пять.

«Нет, все-таки младшая, но развитая не по годам!» – подумала я про себя.

Пока Гэб готовила для нас завтрак, я смотрела на ее руки: пальцы были тонкими и длинными, на ногтях сиял алого цвета лак, который еще сильнее подчеркивал смуглую кожу. Вообще, глядя на Габи, ее длинные ноги, рост и тип фигуры, ты не можешь представить такую девушку нигде, кроме как на подиуме показа Виктории Секрет.

– Что с тобой не так?! – в шутку возмутилась я. – Почему ты здесь подаешь мне блинчики, а не расхаживаешь на пятнадцатисантиметровых шпильках на подиуме где-нибудь в районе Нью-Йорка?

– Потому что кто-то должен подавать тебе блинчики! – отшутилась, чуть смутившись от моего комплимента, Габи.

Мы не обсуждали события и разговор вчерашнего дня, нам все и так было до слез понятно, мы просто пили кофе, ели тосты с яйцом и ветчиной, ну и… блинчики.

Сегодня, как уже выяснилось (неожиданно для меня самой), должен был состояться мой первый серф-урок под руководством Мигеля, знакомого Габи. Она не случайно выбрала мне в учителя именно Мигеля – она доверяла ему не меньше (а возможно, даже больше), чем доверяла собственному отцу: и Мигель, и его жена, Нову, негласно считали Габи своей дочерью, которой у них никогда не было.

Почему так произошло? Габи рассказала трагическую историю их жизни, пока мы пили наш утренний кофе.

Мигель и Нову женаты уже более сорока лет: два взрослых смелых человека тех времен и той супружеской закалки, которую сейчас не так легко найти.

И вместе они прошли свой собственный нелегкий путь.

Всю жизнь они мечтали о собственном ребенке.

Когда Нову исполнилось тридцать семь лет, она наконец забеременела и родила своего самого долгожданного, вымоленного у Бога, океана, Девы Марии сына по имени Сантьяго. Мальчик родился сильным и здоровым, словно вобрав в себя всю океанскую мощь и гены самого Мигеля.

Сын стал воплощением всей их жизни: и Нову, и Мигель жили его мечтами, стараясь дать ему все самое лучшее, что знали и умели сами. Они стали для своего ребенка такими родителями, которых они сами никогда не имели, предоставляя ему максимум свободы и веря в него и его потенциал безукоризненно, безмерно.

Сына не стало, когда ему исполнилось девятнадцать: его жизнь отобрал проезжающий на запрещенной скорости синий грузовик с прицепом, который буквально снес на опасном повороте мотоцикл Сантьяго.

Говорили, что Нову с того момента было буквально не узнать: если Мигель и делал вид, что держится, сохраняя для общества статус сильного мужчины, то Нову буквально сдалась; она не сопротивлялась ежедневно сжирающим себя мыслям несправедливости и спешила поскорее вернуть себе сына: на второй месяц после Гибели Сантьяго Мигель буквально снял Нову с лампового крюка в гостиной.

– Это все так грустно и так страшно, – заключила я после услышанного.

– Да, Энн, им понадобилось несколько лет, чтобы потихоньку, мелкими шажками вновь вернуться к своей обычной жизни, а точнее, начать радоваться хотя бы чему-то, – обращаясь к воспоминаниям, добавила Габи.