Течет река Мойка... От Фонтанки до Невского проспекта

Поэт О.Э. Мандельштам, «человек с душой бродяги» (по определению Анны Ахматовой), вернулся в Петроград с юга 11 октября 1917 года, в самый разгар революции. И что бы вы думали, поселился не где-нибудь, а в «Астории», в роскошных апартаментах этой привилегированной гостиницы, где тогда уже прочно обосновались новые руководители Петрограда во главе с самим товарищем Григорием Евсеевичем Зиновьевым – председателем Совета народных комиссаров Петроградской трудовой коммуны, произнесшим тогда слова, обнадеживающие хозяина «Донона»: «Я знаю, что среди очень широких кругов населения распространено мнение, что свобода торговли, хотя она и была бы нарушением наших принципов… спасла бы на короткое время от того ужаса, в котором мы находимся сейчас». Может быть, она действительно спасла бы Петроград от ужаса голода, но ее вскоре запретили как противоречащую большевистским догмам. Голод в бывшей имперской столице свирепствовал повсюду, кроме отеля «Астория» и его постояльцев. Бедствовали в Петрограде все деятели отечественной культуры, в том числе писатели и поэты Серебряного века, кроме Осипа Эмильевича Мандельштама, оказавшегося в те годы в роскошной «Астории» не случайно. В своей книге «Прогулки по Серебряному веку» В.М. Недошивин, ссылаясь на открытые ныне протоколы допросов поэта Мандельштама на Лубянке, установил, что «примерно через месяц после революции Мандельштам делает резкий поворот к советским делам и людям». Становится понятным его заселение в правительственную резиденцию в Петрограде – «Асторию», где он не страдал от холода, несколько раз в день купался в ванне, пил молоко и регулярно ходил завтракать в «Донон» на Мойку, 24, где «хозяин, ошалев от революции, кредит оказывал всем».

Мандельштам, став «красным начальником», автоматически получил в голодном и холодном городе полагающиеся ему привилегии «по праву» (номер в «Астории», тепло, освещение, бытовые удобства и полноценное питание у «Донона»). В.М. Недошивин утверждает, что «с апреля 1918 года Мандельштам становится заведующим Бюро печати в некой Центральной комиссии, а с июня, по рекомендации самого Луначарского, он уже заведующий подотделом в Наркомпросе». Становятся понятными и его отъезд из Петрограда в правительственном поезде, и проживание в Кремле, в квартире у секретаря Совнаркома Н.П. Горбунова, и то, что в новой столице Мандельштам опять же поселился в «Метрополе» – лучшей московской гостинице, отданной «новой советской элите»… Так что, по мнению многих исследователей подробностей жизни и творчества поэта Серебряного века О.Э. Мандельштама, очевидно, что он не являлся «вечным оппонентом коммунизму».

В конце 1918 года «Донон» все же прекратил свое существование, но в годы нэпа ресторан, как птица Феникс, ненадолго возродился из пепла. Правда, теперь иная публика – нэпманы, нувориши, разбогатевшие на спекуляциях и весьма сомнительных сделках, а также известные авторитеты уголовного мира. «Особым» клиентом «Донона» в 1920-х годах был главарь знаменитой петроградской банды Ленька Пантелеев, облюбовавший этот ресторан из-за наличия в его окружении прекрасных путей отхода во время милицейских облав – «сквозные» участки, многочисленные проходные дворы с выходами на набережную Мойки, Большую Конюшенную улицу, Дворцовую площадь и Миллионную через Певческий мост. И еще одна небезынтересная историческая подробность о дальнейшей судьбе дома № 24 на набережной реки Мойки.

В начале второго десятилетия ХХ столетия в литературных альманах, сборниках, журналах Северной столицы появляются публикации группы поэтов, представлявших новое литературное течение, вошедшее в русское искусство под термином «акмеизм». Выразителем его идейно-эстетических позиций на рубеже 1900–1910-х годов стал журнал «Аполлон», на страницах которого тогда развернулась довольно энергичная полемика по поводу дальнейшего развития символизма в русской поэзии. Инициаторами создания автономной группы акмеистов стали Н.С. Гумилев, С.М. Городецкий, А.А. Ахматова, О.Э. Мандельштам, М. Кузьмин и М. Зенкевич, вводившие в свой поэтический мир «предметность, вещность» художественных образов.