В своих монографиях, выходивших после данной острой дискуссии, Джудит Батлер хоть и продолжит придерживаться идеи отказа от автономного субъекта, все же по-новому определит соотношения между аффирмацией (подтверждением норм) и субверсией (их подрывом/разрушением). Если в Gender Trouble
она рассматривает перформанс гендерной идентичности через травести как принципиально разрушительную стратегию, то в следующей работе – Bodies that Mater. On the Discursive Limits of «Sex» – она релятивирует его подрывную силу. Травести (дрэг), трансвестизм или пародийные акты могут рассматриваться и как денатурализация гетеросексуальных норм, и как их обновленная идеализация. Основой такого высказывания является теория «окликания», теория интерпелляции Луи Альтюссера [1], описывающая субъект как амбивалентную позицию власти и бессилия. В качестве примера Альтюссер приводит оклик полицейского, обращенный к прохожему на улице. Это обращение власти конституирует прохожего в качестве субъекта посредством подчинения его государственным, публичным, установленным законом правилам. Обернувшись на оклик, прохожий тем самым признает власть и подчиняется ей. Данная интеграция в общественную систему порядка одновременно уполномочивает субъект и делает возможным его желание. Интерпелляция, обращение власти к субъекту, не только внушает ему страх и требует подчинения закону, но и позиционирует его в социальном пространстве, создавая условия действия, которые не только подтверждают и воспроизводят законы, но и могут их смещать, ставить под вопрос или даже разрушать. По этому сила и бессилие субъекта непосредственно связаны друг с другом – исполнение закона может сопровождаться его переозначиванием. К практикам переозначивания Батлер относит всевозможные «неудачи» в исполнении законов: их пародийное исполнение, невыполнение, пере– или недовыполение. Нормы и законы не существуют, таким образом, абстрактно, а зависят от их воспроизведения субъектами посредством повторений, которые могут производить ошибки в системе, переписывать нормы или лишать их значения.На основе такой модели травести (дрэг) и трансвестизм больше не могут пониматься исключительно критически или субверсивно. Не существует субверсии норм без их принятия и утверждения. Гендерный перформанс дрэга содержит как момент признания норм, так и момент их отклонения или преодоления, что Батлер показывает на примере фильма «Париж в огне»
(Дженни Ливингстон, 1991). Этот документальный фильм рассказывает о балах афроамериканских трансвеститов в Гарлеме, эксплицируя парадоксальные конструкции субъективности как сочетания этнических, классовых и гендерных идентификаций. Например, если латиноамериканец представляет себя белой женщиной из высшего класса, он соединяет шифры власти (белая кожа, принадлежность к элите) со знаком бессилия (женщина). Субъект, таким образом, является суммой инкогерентных и мобильных переплетений различных идентификационных форм, причем гендерная идентификация не является первичной по отношению к классовой или этнической. То есть гендерная идентичность не существует обособленно от других категорий, субъект всегда является так называемым узлом противоречивых идентификационных стратегий и норм, что и лишает его однозначного позиционирования на стороне аффирмации или субверсии, власти или бессилия, подчинения или сопротивления. Он никогда не может полностью отрицать нормы, обусловившие его существование, как невозможно и полное следование нормам, идеал которых, как правило, не достижим как раз в силу парадоксальности идентификационных структур. Кроме того, на гарлемских балах трансвеститы экспериментируют и с формами семьи, которые Батлер подробно исследует в книге Antigone’s Claim. Kinship between Life and Death. Родственные связи также не являются «естественными», но представляют собой набор варьирующихся культурных практик, каким, например, является запрет на инцест.