Текстообработка (Исполнено Брайеном О'Ноланом, А.А и К.К.)

Рассказать о последовавшем промежутке времени не стану и пытаться. В жуткой ситуации, в которой я оказался, ждать помощи от логики не приходилось. Я понимал, что старый Мэтерс был свален с ног ударом железного велосипедного насоса, насмерть зарублен тяжелой лопатой, а затем надежно зарыт в поле. Понимал я и то, что теперь этот же человек сидит со мной в одной комнате, молча за мной наблюдая. Тело его было перевязано, но глаза были живы, как и правая рука, как и он весь. Может быть, убийство на обочине оказалось дурным сном?

У тебя одеревенели плечи – какой же это сон?

Верно, ответил я, но ночные кошмары бывают физически столь же тяжелыми, что и реальность.

По каким-то неясным соображениям я решил, что лучше всего поверить в то, что у меня перед глазами, а не полагаться на память. Я решил проявить спокойствие, поговорить со стариком и проверить, настоящий ли он, спросив о черном ящичке, повинном – если такое вообще было возможно – в том состоянии, в котором мы оба пребывали. Понимая, что положение мое весьма опасно, я твердо намеревался действовать решительно. Я понимал, что сойду с ума, если не встану с полу, не начну двигаться, говорить и вести себя как можно более естественным образом. Отвернувшись от старика Мэтерса, я осторожно поднялся на ноги и сел на стоявший поблизости от него стул. Затем я опять взглянул на него; сердце мое остановилось было, потом заработало снова – медленные, тяжелые удары молота, сотрясавшие, казалось, все мое тело. Он оставался совершенно неподвижен, но живая правая рука обхватила чайник, подняла его, двигаясь весьма неловко, и плеснула жидкости в пустую чашку. Глаза его проследовали за мной к моему новому месту и теперь опять рассматривали меня с тем же неуклонным, усталым интересом.

Внезапно я заговорил. Слова лились из меня, будто производимые механическим устройством. Мой голос, сперва дрожащий, окреп, сделался громче, заполнил всю комнату. Не помню, что я говорил в начале – наверняка что-то по большей части бессмысленное, – однако я был слишком доволен и ободрен естественными, полнокровными звуками своей речи, чтобы заботиться о словах.