Текущая литература

Кромѣ этихъ обѣщанiй и хвастливыхъ завѣренiй, выписанное нами мѣсто замѣчательно какъ обращикъ того, какъ наши такъ-называвемые реалисты понимаютъ художественное дѣло. Первое – они совершенно отрицаютъ или по крайней мѣрѣ отодвигаютъ на самый заднiй планъ

внутреннюю художественную силу. У нихъ главнымъ являются не художественныя силы, не владѣнiе ими, – а собранные матерiалы. Какъ-бы чувствуя свое артистическое безсилiе, они упираютъ на то, что они наблюдали, изучали, раскапывали. Не въ наблюдаемомъ, а въ наблюдателѣ сила. По неволѣ вспомнишь восклицанiе Карляйля: «для Ньютона и ньютоновой собаки Даймонда – какiя двѣ различныя вселенныя! а между тѣмъ на сѣтчатой оболочкѣ ихъ глазъ онѣ отражались совершенно одинаково, тожественно!» «Помилуйте, я видѣлъ это своими собственными глазами! я самъ это слышалъ!» – вотъ аргументы новѣйшаго реализма. Они забываютъ, что смотрѣть и видѣть, слушать и слышать – двѣ вещи разныя. Для васъ это простой обломокъ кости, такого-то вида, такой-то длины и толщины, а для Кювье эта кость – ключъ къ цѣлымъ исчезнувшимъ мѣрамъ. Для васъ она имѣетъ извѣстное протяженiе и извѣстный вѣсь, и больше ничего, а для великаго натуралиста она имѣетъ еще извѣстный смыслъ. Этого-то внутренняго пониманiя, этого проникновенiя въ смыслъ и не достаетъ нашимъ реалистамъ (художникамъ и философствующимъ – безъ различiя). Художникъ калькируетъ природу и удивляется, какъ смѣютъ находить, что его изображенiе непохоже. Онъ замѣтилъ всѣ мелочи: какiе у человѣка глаза, и что онъ ходитъ слегка, почти незамѣтно, прихрамывая на лѣвую ногу и даже крошечный шрамъ на два съ половиной пальца выше праваго глаза, и даже то, что третья снизу пуговица на сюртукѣ немного криво пришита, – и думаетъ, что этихъ мелочей достаточно, что онъ нарисовалъ человѣка съ такимъ совершенствомъ, какого не знали старинные художники. И находятся поклонники такого безобразiя, увѣряющiе, что они видятъ не пародiю, а живого человѣка. Живой человѣкъ, у котораго не достаетъ бездѣлицы – «духа жива». Въ сущности такiя изображенiя представляютъ большiя безпорядочныя кучи, гдѣ напичкано великое множество всякихъ ненужныхъ мелочей и подробностей; и въ этой кучѣ копошится до устали художникъ-муравей, перебирая и переставляя свое достоянiе; ужь онъ и такъ, и сякъ хлопочетъ, – а куча тѣмъ не менѣе остается все-таки одной безобразной кучей. Нѣтъ ничего мудренаго, что такой художникъ эту кучу считаетъ самымъ главнымъ; онъ со всѣми своими наблюденiями и изученiями совершенно поглощается ею. И выходитъ, что не онъ владѣетъ матерiаломъ, а матерiалъ имъ владѣетъ

. Нѣкоторые, кажется, до того умилились передъ этимъ псевдореалистическимъ направленiемъ, что стали представлять публикѣ сырой матерiалъ. И диви это дѣлали-бы люди бездарные, – а то такiя сильныя дарованiя, какъ г. Писемскiй, какъ-бы умышленно унижаютъ себя до званiя собирателей анекдотовъ и печатаютъ «Русскихъ Лгуновъ»!

Всякiй истинный художникъ прежде всего стремится выразить самого себя, святую святыхъ своей души. Если внутри человѣка нѣтъ ничего, чтó-бы онъ могъ сказать другимъ людямъ, если въ немъ не сосредоточены силы, а напротивъ онъ самъ свое достоинство полагаетъ въ томъ, что въ состоянiи замѣтить мелочи, и однѣ только мелочи, и чѣмъ больше, тѣмъ лучше, – то лучше такому человѣку оставить въ покоѣ искусство. Матерiалъ такъ ничтоженъ передъ тѣмъ, что поэтъ создаетъ изъ него. Сравните трагедiю о Гамлетѣ съ разсказомъ Саксона Грамматика! Шекспиръ видѣлъ въ немъ то, что скрыто отъ другихъ, – но то, что онъ видѣлъ, теперь ясно и открыто и понятно для всѣхъ, потому что въ поэтѣ была сосредоточена эта великая сила прозрѣвать въглубь, видѣть сокровенный смыслъ, – сила, которой въ извѣстной степени одарены всѣ люди. Оттого-то и дорогъ людямъ этотъ великiй провидецъ. Не долженъ-ли всякiй художникъ, какъ-бы малы ни были сравнительно его силы, стремиться къ этому? Не долженъ-ли онъ, способный нарисовать только

жанръ, извѣстнаго (и сравнительно ограниченнаго) рода картину, руководиться тѣмъ-же стремленiемъ?

И что-же мы видимъ? Это-то именно спасительное стремленiе и осуждается. Цѣнятся внѣшнiя, несущественныя достоинства. Цѣнится то, что чѣловѣкъ смотрѣлъ, а не то: какъ и что онъ видѣлъ и есть-ли въ немъ сила видѣть что-нибудь кромѣ наружных очертанiй и наростовъ?

Всего забавнѣе, когда подобные собиратели матерiаловъ вздумаютъ втиснуть ихъ въ художественную форму. Это въ родѣ геометрiй и химiй въ стихахъ. Выходитъ нѣчто весьма безобразное, такъ-же относящееся къ искусству, какъ нелѣпость къ здравой идеѣ.