Телепатическое ружьё

За занавеской спали жена и сын, он явственно слышал их глубокое, ровное дыхание. Дом был полон каких-то странных звуков: что-то скрипело, шуршало, позвякивало, где-то совсем рядом журчала вода и переговаривались люди. Кульков обошел квартиру, проверил, заперта ли дверь, закрыта ли форточка, выключен ли телевизор, но так ничего особенного и не обнаружил. Тем не менее прямо над ухом у него продолжала звучать болтовня досужих, глуповатых и не сдержанных на язык старух. Голоса показались Кулькову знакомыми. Он выглянул в окно и смог убедиться, что у водоразборной колонки действительно судачат две пенсионерки с соседней улицы. На расстоянии пятидесяти шагов и через двойную раму он отчетливо различал каждое слово. Шум воды, хлынувшей в оцинкованное ведро, показался Кулькову грохотом Ниагары.

Где-то хлопнула дверь, радостно завизжала собака — это за три дома отсюда хозяин вынес цепному псу кастрюлю костей. В другом доме, еще дальше, заплакал ребенок, залюлюкала женщина, забулькало молоко в бутылочке. По объездной дороге промчался трактор «Кировец» с прицепом, и на несколько секунд грохот его огромных колес и рев мотора заглушил все другие звуки.

С каждой минутой слух Кулькова становился все острее и острее. Невидимой волной он распространялся во все стороны, от дома к дому, от улицы к улице, постепенно охватывая весь город. Он уже слышал, как щелкают реле на телефонной станции, как судорожно зевает вымотавшийся за ночь дежурный по райотделу, как на автобазе заводятся машины, как поворачиваются ключи в замках, как гудят, опорожняясь, ватерклозеты, как скворчит яичница на сковородке и как скрипят пружины матрацев, на которых торопливо занимаются любовью только что проснувшиеся супруги.

Кульков воспринимал сотни человеческих голосов одновременно — голосов злых и ласковых, просительных и поучающих, восторженных и безразличных, простуженных и пропитых, однако в этом нестройном, лишенном всяких признаков гармонии хоре он различал каждую ноту, каждый отдельный звук, различал так же уверенно и свободно, как раньше различал каждый запах.

В роддоме кричала роженица, а акушерка Виктория Львовна, склонившись над ней, поучала: «Тужься, милая, тужься! Это только делать детей легко, а рожать трудно!» Из дома номер три по Второй Пролетарской улице, вылез через окно директор дома культуры «Макаронник» Мишка Стельмах, не забыв на прощание чмокнуть в щеку свою подружку. Дирижабль, в самом скверном расположении духа рылся в своих шмотках, пытаясь припомнить, куда же это он запрятал вчера остатки премии, а его жена, успевшая вовремя наложить на эти денежки лапу, довольно похохатывала на кухне. Лев Карпович, отбывавший на базу за новой партией товара (в том числе и за золотисто-белым спальным гарнитуром), инструктировал туповатого Яшку, каким способом шкафы стоимостью по семьдесят два рубля можно продать за сто двадцать. Воробьевой нигде не было слышно — или она еще спала на нарах в КПЗ, или ее уже увезли в область. Все чаще хлопали двери, все гуще и торопливей становился топот ног на улице. Начинался новый день, и вместе с ним начинались новые заботы, новые надежды, новые печали и радости.

Сын вздохнул во сне, зачмокал губами и перевернулся на другой бок. Маленькое сердце билось ровно и чисто, и лишь в правой верхней его части слышался какой-то посторонний шум. «Надо будет к врачу сходить», — озабоченно подумал Кульков, глянул на часы и, кривясь от боли во всех лицевых мышцах, полостях и нервах, стал привычно собираться на службу.

Каин ещё не родился

Пролог

«Журналист» и «ученый»

Отыскал я, значит, нужный кабинет, постучал вежливо и вхожу. В приемной никого: седьмой час, секретарша, понятное дело, уже отбыла. В полном соответствии с трудовым законодательством. Тогда я по ковровой дорожке прямиком к следующей двери. Опять стучу, опять вхожу.

— Здравствуйте, — говорю с порога. — Журнал «Эврика». Заведующий отделом горизонтов и проблем науки Авдей Сычев.

На самом деле по паспорту я Саша Анохин. Александр Васильевич, если хотите. Для своих — просто Саня. В редакции я всего вторую неделю. Самое ответственное дело, которое мне там пока доверяют, — это откупорить тюбик с клеем. Даже при галстуке и в очках «Сенатор» вид у меня не очень импозантный. Об этом, кстати, мне и Авдей Кузьмич на инструктаже говорил. А еще он сказал: «Ты, Санька, главное, не тушуйся. Внешность — дело второстепенное. Самый толковый журналист, которого я знал, больше всего был похож на грузчика из бакалейной базы».

И точно! Хозяин кабинета (судя по табличке на дверях — член-корреспондент, доктор физико-математических наук и профессор), услыхав фамилию автора знаменитой статьи «Мои встречи со снежным человеком», чуть не подпрыгнул в своем кресле.

— Рад, очень рад! — воскликнул он с таким энтузиазмом, словно перед ним предстал, по крайней мере, директор универсама «Центральный». — Давно мечтаю познакомиться!.. Хотя, признаться, я представлял вас себе несколько иным…