Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла)

Вернемся к Синди Баршоп, нашей королеве чистоты. Раз уж Allure и другие журналы о красоте на нее ссылаются (конечно, это внушало страх за будущее Америки и психику всех волосатых женщин, ее населяющих) — то справедливости ради мне стоило с ней встретиться. Я отправилась послушать Синди Баршоп в ее салон на Пятой авеню.

Баршоп была участницей четвертого сезона реалити-шоу «Настоящие домохозяйки Нью-Йорка». Это значит, что она высокая и худая, широкие скулы и надутые губы. Я из принципа уже была против нее.

«Это мода», — сказала Баршоп, сидя в своем заднем офисе — угловой секции салона, отгороженной стеклянными створчатыми дверьми от приемной, обставленной в стиле барокко. «В смысле мы все это знаем. У женщины не должно быть волос на лице. Оно должно быть ухожено. В других местах тоже нет волос. Никто ведь не говорит: «Давайте отращивать волосы на руках, выглядит классно!»

А я? Я бы сказала.

«Как вы считаете, монобровь — это нормально?» — спросила я. У меня были волосы на руках, и хотелось сменить тему, просто чтобы интервью стало объективным, а информация могла оказаться полезной.

Синди подняла глаза от телефона; она писала сообщение, пока я задавала вопрос.

«А вы сами как думаете?»

Я думала, что хочу засунуть телефон ей в глотку. Вместо этого я перешла к следующему вопросу: «А бикини?»

«Полностью голенькое все, — ответила она. — Тут вообще без разговоров».

«А как же полоски, треугольники посередине?»

«Ой, это так устарело», — засмеялась она.

«Насколько?»

«Лет пять-семь назад такое было в моде».

«Надо же, а мне вот на днях сделали».

Молчание.

Этой паузой Баршоп намекнула мне, что моя вульва настолько старомодна, будто она одета в однотонный велюровый спортивный костюм от Juicy Couture.

Потом она рассказала мне о новой линейке для девочек от одиннадцати до тринадцати лет, чтобы они могли безопасно избавляться от волос.

На этом моменте разговора я стала фиксироваться на ее верхней губе. Не могла оторваться. Это был абсолютно гладкий лоскут голой кожи. Я ненавидела все, за что она выступает, и в то же время не могла не позавидовать отсутствию волос. Ни намека на пушок. Неужели она даже во влагалище себе лазером стреляет?

Наконец я спросила эту зловредную женщину, хорошо ли ей от того, чем она занимается. Я не уточнила, как определяю ее деятельность, но про себя подумала: «уничтожение умов и ценностей миллионов женщин по всему миру».

«Я об этом особо не думаю», — ответила Баршоп.

Наконец-то ответ, в который несложно поверить!

«Но вообще да. Волосы на лице или еще где в неприглядном месте — это очень волнующая вещь. Если женщине некомфортно, она замыкается в себе. Так что да, мне нравится то, чем мы занимаемся!»

На самом деле я, конечно, понимала, о чем она говорит. Я чувствовала то же самое. Но мне стало интересно, считает ли она, что наше общество сможет стать настолько терпимым к волосам, чтобы избавиться от этого дискомфорта.

«Не могу себе этого представить, — сказала она, поглаживая свой лысый подбородок. — Это как сказать, что быть толстым лучше… То же самое. Раньше, конечно, считалось, что десяток лишних килограммов всем к лицу, но я не думаю, что мы вновь до такого докатимся. Мы развиваемся».

Во время интервью Баршоп продолжала смотреть в экран телефона и писать сообщения. Вот она снова взялась за него.

«Я вижу, что вам надо бежать», — сказала я, доставая вежливость из пучины своего гнева.

«Ой, вы такая милая», — ответила Баршоп.

Нет, Синди, я не милая. Я вас немножко ненавижу.

Синди была воистину врагом женского права на выбор. Она из тех людей, кто сужает красоту до таких рамок, в которые вряд ли кто-то уместится. Она заставляет нас ненавидеть себя. Теперь, когда я смотрю в зеркало и вижу, что на подбородке опять уродские волосы, я понимаю, что смотрю на себя глазами Синди Баршоп.

***

Выйдя на улицу, я бормотала себе под нос что-то злобное, посматривая на волосы на руках. Я настолько не уверена в себе, что одно маленькое замечание про волосы на руках заставило меня пересмотреть все 30 лет жизни. Я не хотела больше притворяться, будто мне пофиг. Я хотела стать как моя мама: действительно класть на все с прибором. Раздумывая об этом, я отправилась по домашним делам и оказалась в магазине Aveda, где обычно покупаю шампунь. В магазине я отметила темные волосы — прямо-таки кудрявые бакенбарды — на лице у продавщицы. Я подумала: «Видишь, Синди Баршоп, она живет с ними — и ничего! Ай да дама с волосатыми щеками! Даешь уверенных в себе волосатых дам!» Тут я стала думать дальше. А она знает, что у нее волосы? Может, ей надо сказать? Наверное, она бы хотела знать, что у нее с лицом. Не может же она быть довольна своим волосатым лицом, правда?

«Хотите чаю?» — спросила она.

В магазинах Aveda наливают бесплатный чай.

«Нет, нет, — сказала я, пятясь. — Чаю не хочу».

Мне удалось попридержать язык.

Хотя у меня тоже есть странные волосы, я не могу не судить других.