Тело Папы

По кардинальским завещаниям врачи получали намного больше остальных приближенных покойного[863]. Венгерский кардинал Иштван отчетливо просит душеприказчиков вознаградить лечивших его медиков[864]. При составлении завещаний кардиналов Конте Казате (1287) и Томмазо д’Окре (1300), происходившем за несколько дней до их смерти, присутствовали соответственно три и два врача. Некоторые из них – европейские знаменитости[865], другие – курии не служили и присутствовали случайно, в связи с болезнью и кончиной кардиналов. Джерардо Бьянки 22 февраля 1302 года завещал выплатить 15 и 10 флоринов медикам Карла II Анжуйского. Джованни из Токко и Якопо из Бриндизи[866]

. Еще четыре врача получили мзду от душеприказчиков пармского кардинала, безусловно, за услуги, оказанные незадолго до смерти завещателя.

Джованни с Прочиды вылечил кардинала Джованни Гаэтано Орсини, будущего Николая III (1277–1280), и тот помог ему вернуть себе владения в Неаполитанском королевстве, отнятые у него за поддержку короля Манфреда. Кардинал попросил Климента IV походатайствовать перед Карлом Анжуйским. Папа согласился, но пожаловался, что до сих пор не получил обещанного врачом лекарства[867].

Какие-то пилюли для очищения кожи лица якобы приготовил для папы Григория (видимо, девятого) Альберт Великий[868]. Магистр Хуан Толедский хвалит глазную мазь, изготовленную для Иннокентия IV: скорее всего за этим «магистром» стоит кардинал[869]

. «Краткая практика» упоминает «пилюли, которыми каждый день, перед обедом и после него, пользовались папа Александр и король Сицилии и которые помогают против катаракты, освежают лицо, улучшают слух, выводят шлаки из организма и могут приниматься без изменения режима питания», «пилюли, которые папа Александр IV принимал, чтобы вернуть голос», а заодно «мазь, отправленную королем Франции Григорию IX, чтобы лечить свищ, язвы, нарывы и всякие опухоли»[870]. Знаменитый хирург Филиппа Красивого Анри де Мондевиль, хорошо знавший медиков курии, записал рецепт, добытый Бонифацием VIII у магистра Ансельмо из Генуи с тем, чтобы перепродать королю Франции[871].

По источникам XIII века известно более семидесяти медиков на службе пап и кардиналов[872]

. Их число равномерно распределяется на протяжении столетия. Ничего подобного нельзя сказать о других дворах того времени. Новшеством это стало и для Рима. Папские и кардинальские врачи обладали авторитетными именами. В курии они находят поддержку и благосостояние. Многолетняя помощь, которую Фьески оказывали Кампано, превратилась в настоящее научное меценатство. Медицинская практика помогает куриальной карьере. Папский двор стал центром создания и распространения в Европе важных медицинских сочинений. Ришар де Фурниваль, автор «Отсрочки последствий старости» и, возможно, также личный медик Григория IX по имени Ричард входят в число тех немногих интеллектуалов, благодаря которым Запад познакомился с наследием Авиценны[873]. За столом Урбана IV велись философские и научные споры – они описаны Кампано в посвящении «Теории планет» и поэтом Генрихом Вюрцбургским. Толковали здесь и о медицине[874].

Такая заинтересованность в медицине, безусловно, имеет институциональные корни. Папа обладает телом, нуждающимся в максимально бережном уходе самых авторитетных врачей своего времени. Болезнь папы может негативно сказаться на жизни Церкви, она – всегда повод для беспокойства. Известно много подтверждений подобной заинтересованности. В конце сентября 1208 года в Ананьи разлетелся ложный слух о близящейся смерти Иннокентия III[875]. Обсуждается слабое здоровье Гонория III[876]

. В 1276 году, до 22 июня, совет Сан Джиминьяно отправляет в Рим посланника, чтобы получить информацию о здоровье Иннокентия V, «который, говорят, хворает»[877]. 24 июля аббат Вестминстера и Генри Ньюаркский сообщают Эдуарду I, что 22 июня умер Иннокентий V, несмотря на помощь врачей[878]. Кардинал и медик Хуан Толедский безрезультатно пытается помочь умирающему Иннокентию IV[879]. Согласно одному римскому хронисту, личные медики Мартина IV не смогли определить болезнь, которая свела его в могилу[880]. Агония стала предметом, достойным описания[881].