Метод продолжительного воздействия был изучен более подробно, чем все остальные методики лечения ПТСР. Пациентов просят «сосредоточиться на связанном с травмой материале и… не отвлекаться на другие мысли и занятия» (35). Исследования показали, что для снижения уровня тревоги требуется до ста минут интенсивного воздействия триггеров (36). Этот метод иногда помогает справиться со страхами и тревожностью, однако его эффективность в борьбе с чувством вины и другими сложными эмоциями доказана не была (37).
КПП оказалась эффективным инструментом в борьбе с иррациональными страхами, такими как боязнь пауков, однако не показала таких же хороших результатов в лечении психологической травмы, в особенности в случае жертв детского насилия. Лишь где-то у трети всех участников с ПТСР, дошедших до конца исследований, наблюдались какие-то улучшения (38). У тех, кто прошел полный курс КПП, как правило, наблюдается меньше симптомов ПТСР, однако они редко когда исцеляются полностью: у большинства и дальше остаются проблемы с работой, физическим и психическим здоровьем (39).
В ходе самого масштабного исследования эффективности КПП в лечении ПТСР выбыло более трети пациентов; у оставшихся наблюдалось значительное число побочных эффектов. По прошествии трех месяцев исследования большинство женщин продолжали страдать от полномасштабного ПТСР, и лишь у пятнадцати процентов больше не наблюдались основные симптомы ПТСР (40). Тщательный анализ всех научных исследований КПП показал, что по своей эффективности она сравнима с поддерживающей психотерапией (41). Наихудший результат КПП наблюдается у пациентов, которые уже сдались в душе (42).
Проблема психологической травмы не просто в том, что человек застрял в прошлом, не меньшей проблемой является и то, что он не может жить полноценной жизнью в настоящем.
В одной из разновидностей КПП используются очки виртуальной реальности, с помощью которых ветераны повторно переживают в реалистичных подробностях бой в Эль-Фаллуджа. Насколько мне известно, морские пехотинцы США очень хорошо выступили в этом сражении. Проблема в том, что им невыносимо находиться дома.
Последние исследования с участием австралийских ветеранов боевых действий показали, что их мозг запрограммирован на готовность к чрезвычайным ситуациям, что мешает им сосредоточиться на мелочах повседневной жизни (43). (Мы узнаем об этом больше в девятнадцатой главе, посвященной нейробиологической обратной связи.) Травмированным пациентам нужна не столько терапия виртуальной реальности, сколько терапия «реального мира», которая помогает им чувствовать себя во время покупок в местном супермаркете или игр со своими детьми такими же живыми, какими они чувствовали себя на улицах Багдада.
Повторное переживание травмы способно помочь пациентам только при условии, что она ими не завладеет. Отличным тому примером является исследование ветеранов войны во Вьетнаме, проведенное в начале 1990-х годов моим коллегой Роджером Питмэном (44). В то время я каждую неделю приходил к Роджеру в лабораторию, так как мы проводили исследование опиоидов мозга при ПТСР, про которой я рассказывал во второй главе. Роджер показывал мне видеозаписи лечебных сеансов, и мы их обсуждали. Вместе с коллегами он настойчиво просил ветеранов раз за разом пересказывать все подробности пережитого во Вьетнаме, однако исследование пришлось преждевременно остановить, так как многие пациенты впадали в панику, и состояние страха зачастую сохранялось и после сеансов. Некоторые больше не возвращались, в то время как оставшиеся в исследовании стали еще более подавленными, агрессивными и пугливыми; некоторые справлялись с обострившимися симптомами, увеличив потребление спиртного, что спровоцировало еще больше насилия и унижения, так как родные некоторых из них вызывали полицию, чтобы их забрали в больницу.
Десенсибилизация
На протяжении последних двадцати лет основным методом лечения, которому обучали студентов факультета психологии, была систематическая десенсибилизация в том или ином виде: то есть помощь пациентам в снижении восприимчивости к определенным эмоциям и ощущениям. Но правильная ли это цель? Возможно, проблема кроется не в десенсибилизации, а в интеграции: в том, чтобы поместить травмирующее событие в нужное место автобиографической памяти.