Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть

Начиная заново ощущать внутреннюю связь с потребностями нашего тела, мы обретаем новую способность сердечной любви к себе. Мы по-новому начинаем о себе заботиться, перенаправляя свое внимание на собственное здоровье, питание, энергию, планирование своего свободного времени. Эта повышенная забота о себе рождается самопроизвольно и естественно – не потому, что «так надо». Мы способны сразу же испытать удовольствие от заботы о себе.

Стивен Коп, «Yoga and the Quest for the True Self» (Йога и поиски своего истинного «Я»)

Когда я впервые увидел Энни, она сидела, ссутулившись, на стуле в моей приемной в потертых джинсах и фиолетовой футболке с Джимми Клиффом. У нее тряслись ноги, и она не сводила глаз с пола, даже когда я пригласил ее зайти в кабинет.

Я почти ничего про нее не знал, помимо того, что ей было сорок семь и она занималась с детьми с особыми потребностями. Ее тело явно давало понять, что ей страшно вступать в разговор – она боялась даже просто сообщить стандартную информацию про адрес проживания и медицинскую страховку.

Столь сильно напуганные люди не могут мыслить трезво и от любой просьбы лишь еще больше закрываются. Если продолжать настаивать, то они убегут и больше ты их никогда не увидишь.

Энни проковыляла в мой кабинет и осталась стоять, почти не дыша – она была похожа на перепуганную птицу. Я понимал, что мы ничего не сможем сделать, пока я не помогу ей успокоиться. Подойдя к ней на расстояние двух метров и следя за тем, чтобы у нее оставался беспрепятственный доступ к двери, я предложил ей дышать чуть глубже. Я дышал вместе с ней, попросив следовать моему примеру, слегка поднимая руки в стороны на вдохе и опуская их на выдохе – этому упражнению из цигун меня научил один из моих китайских студентов. Она осторожно повторяла мои движения, по-прежнему не сводя глаз с пола. Так прошло почти полчаса. Время от времени я тихонько просил ее обратить внимание на то, как ее ноги касаются пола, как с каждым вздохом расширяется и сжимается грудная клетка. Постепенно ее дыхание замедлилось и стало более глубоким, черты лица размягчились, спина немного выпрямилась, а глаза поднялись где-то на уровень моей шеи. Я начал ощущать за этим всепоглощающим страхом человека. Наконец она стала выглядеть более расслабленной, и на ее лице показался намек на улыбку – она почувствовала мое присутствие рядом с ней в комнате. Я предложил на этом остановиться – я и так ее о многом уже попросил – и спросил, не хочет ли она прийти ко мне снова через неделю. Она кивнула и пробормотала: «А ты еще тот чудак».

Познакомившись с Энни поближе, на основе ее записок и рисунков я предположил, что в очень раннем детстве она пережила ужасное насилие со стороны как отца, так и матери. Вся история всплывала лишь постепенно, по мере того, как она училась вызывать в памяти случившееся с ней, не впадая при этом в неконтролируемую тревогу.

Я узнал, что Энни была невероятно умелой и заботливой в своей работе с детьми с особенностями развития (я опробовал несколько методик, о которых она мне рассказала, с детьми в нашей клинике, и они оказались крайне полезными). Она свободно разговаривала про детей, о которых заботилась, однако сразу же замолкала, стоило зайти разговору про ее взаимоотношения со взрослыми. Я знал, что она замужем, однако она редко упоминала своего мужа.

Она частенько справлялась с разногласиями и ссорами, отключая свой разум. Когда ей было невмоготу, она резала себе лезвием руки и грудь. Она годами пробовала различные формы психотерапии и всевозможные лекарства, которые мало как смогли ей помочь совладать с отпечатками ее ужасного прошлого.

Несколько раз ее также помещали в психиатрические больницы, чтобы справиться с ее склонностями к самоповреждению – опять-таки, без особых явных успехов.