Тело призрака

Первый же пельмень, который Сивцов положил в рот, оказался с луком.

— Ого, счастливый! — воскликнул он.

— Толя, я тебе не завидую, — перебил его Юрий. — И даже не в том смысле, что тебе попался этот уникальный для сегодняшнего дня пельмень, а в другом. Я считаю, что тебя надо женить! Ты же помнишь выражение Стендаля: если в сорок лет квартира не заполняется детскими голосами, она наполняется кошмарами.

— Опять завел! — раздраженно буркнул Анатолий. — Ты же знаешь: я и семья — понятия несовместимые!

Он отхлебнул пива, и глаза его почему-то погрустнели.

— А ты не думай про какие-то семь я, — посоветовал Курков. — Ты думай о своем "я"! Вот съел счастливый пельмень, и теперь старайся быть счастливым! А без женщин, как поется, жить нельзя на свете, нет, — и он долго тянул на одной ноте последнее слово.

— Ты, наверное, забыл о совещании, — вдруг встрепенулся Сивцов.

— Никак нет, гражданин начальник! — отрапортовал Юрий.

— Послушай внимательно, а потом уже ударим по пиву, — серьезно заметил Анатолий. — Нам нужно узнать как можно больше о компании "Кэпитал Констракшн". Кто и когда ее учредил, что она строила в Москве, а, может быть, и за ее пределами, как ей удалось заполучить заказ на строительство гостиницы в центре, кто такой Семен Борисович Лившиц, ее директор? В общем, собери самую полную информацию. Сроку тебе — два дня: послезавтра вечером доложишь, — Сивцов мысленно пробежал по пунктам плана, существовавшего в его голове и на работе в компьютере, и удовлетворительно хмыкнув, уже более раскованно сказал: — На этом официальную часть можно считать закрытой. Кто "за"?

Курков поднял обе руки, в одной из которых был бокал с пивом, и воскликнул:

— Ну, давай, за твое счастье!

12

О происшествии на станции Райки, не получившем огласки, Ганченко узнал, подслушав разговор в метро. Не задумываясь, он бросился на Павелецкий вокзал и сел в первую электричку, которая отправлялась в нужную ему сторону. Евгению повезло: следующий поезд ожидался только через два часа.

По дороге он, следуя профессиональной привычке, ловил и отсеивал разговоры немногих пассажиров, оказавшихся в вагоне. Поначалу ничего интересного Ганченко не услышал. Сдобренная нецензурщиной болтовня молодых людей крутилась вокруг того, когда и сколько было выпито и как потом удалось покуролесить. Пожилые тетки обсуждали тяжелую жизнь, недоступные цены и разврат, от которого никуда не деться.

— Что же творится, если даже в деревне появились проститутки! — услышав эту фразу, произнесенную за его спиной высоким пронзительным бабьим голосом, Евгений достал блокнот и записал понравившиеся ему слова: мало ли когда пригодятся.

Наконец, за три остановки до Райков в вагон вошли две женщины средних лет в скромных серых пальто и такого же цвета, может быть, чуть светлее платках, плотно облегавших их головы. Скорее всего, они возвращались с утренней службы в церкви.

Женщины уселись на скамейках у противоположного окна так, что Ганченко мог хорошо видеть и слышать их.

— Надо было все-таки сказать батюшке о Ленине, — произнесла одна из них.

Евгений насторожился и стал напряженно ожидать, что же прозвучит дальше?

— Как-то боязно, а вдруг он осерчает! — ответила другая. — Может быть, церковь и не признает воскресшего Ильича.

— Мне кажется, должна! — твердо сказала первая. — Все что он говорит, есть в священном писании.

Женщины замолчали, а Ганченко, стремясь не упустить представившегося ему шанса, пересек разделявшее их пространство и спросил:

— Извините, уважаемые, что вторгаюсь в вашу беседу, но мне бы хотелось узнать: вы говорили о случае, что вчера произошел на станции Райки?

— Да, — добродушно ответила одна из теток, — а вы-то интересуетесь?

— Я специально еду, чтобы побольше узнать об этом, уже третьем явлении Ленина народу, — взволнованно сказал Евгений. — Простите, забыл представиться: я журналист, работаю в газете "Взор". Вы, наверное, ее знаете?

— Мы газет-то сейчас не читаем, — отозвалась вторая женщина более недоверчивым, чем ее подруга, тоном. — Дорого. Смотрим только телевизор.

— А вы сами видели Ленина? — поинтересовался Ганченко, обращаясь к той из теток, которая ответила ему первой.

— Мы-то? И видали, и слыхали, — сказала она. — Мы пришли на электричку, а он стоял на перроне и разговаривал с людьми.

— А говорил-то он о чем? — продолжал сыпать вопросы журналист.

— Что люди стали заниматься больше телом, чем душой, — начала рассказывать женщина, но, споткнувшись на чем-то, обратилась к подруге: — Как там он называл это-то общество?

— Да, вроде, употребления, — помогла подруга.

— Наверное, потребления, — подсказал Ганченко.

— Может и так, — согласилась первая и замолчала.

— Что же он говорил о нем? — не сдавался Евгений.

— Что оно ведет мир к гибели, — сказала женщина. — Что это и есть дьявол, он-то и соблазняет души. И сатану надо победить.

— А как он намерен это сделать? — спросил журналист.

— Он сказал, что скоро мы обо всем узнаем, но пока каждый должен задуматься о своей жизни — праведная она ай нет, — произнесла тетка почти нараспев, будто читая молитву.