Тело угрозы

– Так вот. Дело в том… Но предупреждаю: я не произнесу ни одного термина, и ты тоже – обходись эллипсами. Иначе нам даже не дадут договорить.

– Я вообще молчу и только слушаю…

Когда примерно через полчаса разговор закончился., Дима с минуту сидел в неподвижности, раздумывая.

Но размышлял он вовсе не о возможной гибели планеты и всеобщей, в том числе и собственной гибели. Он находился в том возрасте, когда в смерть вообще не верят, во всяком случае – лично в свою; а уж во всеобщий армагеддон – тем более. Он знал, конечно, что в мире существует множество проблем, но ему было известно и то, что есть чертова уйма людей по всему свету – короли, президенты, министры, всякие депутаты и все такое прочее, – которые на то и существуют, чтобы лучше или хуже, но решать эти проблемы; вот они пусть и занимаются. Самого юношу занимала другая проблема, морально-этическая: с одной стороны, полученную информацию нужно было немедленно распространить среди тех своих друзей хотя бы, кто конкурировал с ним в хитроумии и так же, как он, претендовал на звание самого-са-мого. Распространить – потому что иначе было бы нечестно: обладая информацией, которой у них не было, он получал преимущество, которое среди них считалось незаконным: острота ума была тут ни при чем, а то, что дед его был астрономом, никак не являлось его личной заслугой. Чтобы выиграть чисто, просто необходимо было сообщить друзьям все то, что теперь было известно ему самому; вот тогда действительно станет ясно, кто из них обладает наиболее развитой интуицией, благодаря которой раньше других увидит то, что нужно, и почувствует, что это – именно оно; тогда ему не придется выжидать, пока тело проявится в движении, но можно будет сразу же хватить трубку и набирать номер.

С другой же стороны – дед ведь говорил о строгой конфиденциальности, и он обещал старику, что будет молчать, как…

Как рыба об лед, да.

Вот!

Разве рыба молчит об лед? Она может биться об лед, это всем известно. Но молчать об лед нельзя.

А следовательно – не обещал он деду никакого молчания. Вот если бы старик потребовал более четкого и однозначного обещания, тогда… Тогда, конечно, слово пришлось бы держать. Но дед удовлетворился сказанным. Значит, сам виноват.

Вот как все просто и ясно получается, если спокойно проанализировать.

Он снова схватил трубку и начал набирать номер за номером, созывая всех, кого считал нужным – десятка полтора друзей-приятелей, – к себе на посиделки. Ну, часов в семь. Нет, для делового разговора. Ну, это посмотрим – может быть, потом, но начинать будем не с этого. И их тоже – ерли пригласим, то потом. Придешь – поймешь. Давай. Жду.

Все приглашенные собрались, разумеется. У них была такая привычка – собираться вместе то тут, то там. Выслушали молча, но с интересом.

– Только, господа, – предостерег их Дима перед тем, как завершить эту часть встречи и перейти к более традиционной, – это все, как вы понимаете, совершенно секретно. Так что – полное молчание. Иначе доберутся до моего деда и с него штаны спустят.

Все горячо заверили, что дальше них самих новости эти ну никак не распространятся.

Но вы же знаете, как это мучительно: знать что-то, чего никто другой не знает, и чтобы при этом никто другой не знал, что вы знаете что-то, чего никто другой не знает. Нормальный человек такой муки не выдержит.

Так что можно было не сомневаться в том, что обет молчания, только что данный компанией, начнет нарушаться, едва первый из них переступит порог, попрощавшись с хозяином.

Брось только камешек в воду – и пойдут круги, круги, круги…

Глава администрации получил указание: дело с выпуском новых объявлений взять на особый контроль – и сделать все так, чтобы завтра уже ранним утром сверхпрограммные номера газет были уже в почтовых ящиках. Естественно, ввести в курс владельцев настоящих газет и предупредить – чтобы прикусили языки.