Телохранитель

Я посмотрел на своего собеседника. У него была очень смуглая кожа и белоснежные волосы. Он сильно постарел — сейчас ему было далеко за шестьдесят, — но шрам, который тянулся от угла рта к уху, был таким же четким, как во время нашей первой встречи десять лет назад. Глаза его были по-прежнему пустыми, как будто внутри умерла скрытая за ними личность. Этот человек больше не чувствовал боли; ему стоило больших трудов вызвать ее.

Я подтолкнул к нему коробку с диском.

— Вам понадобится переводчик, — сказал я.

— С какого языка? — спросил он с сильным акцентом.

— С африкаансе.

— Переведите мне сами.

— По-моему, нам обоим будет лучше, если перевод будет объективным.

— Понятно. — Он потянулся к коробке и открыл ее. Новенький диск тускло блеснул в полумраке. — Можно спросить, зачем вы мне его привезли?

— Мне бы хотелось ответить, что я поступаю так потому, что верю в справедливость, но это будет неправдой. Все потому, что я верю в месть.

Он медленно кивнул и закрыл коробку.

— Знаю, — сказал он и протянул мне руку. — Мы с вами все понимаем одинаково.

В полдень в Мапуту, столице Мозамбика, невыносимо жарко. Когда я вышел, громко зазвенел мой мобильный телефон, перекрывая рев Индийского океана. Я вынул телефон из кармана и поманил шофера арендованной машины. Потом прочитал сообщение.

Оно состояло всего из двух слов:

«ЭММА ПРОСНУЛАСЬ».

49

Должен признаться, я много мечтал о том миге, когда войду в палату Эммы.

Я питал не беспочвенные ожидания — вроде того, что Эмма встретит меня с распростертыми объятиями, шепча мне на ухо слова благодарности и любви. Скорее мне представлялось, что я сяду к ней на кровать, а она возьмет меня за руку и скажет: «Спасибо, Леммер». Такое начало, не исключающее продолжения отношений, было бы для меня вполне достаточным.

С неба на землю меня вернул Джек Патуди.

В пятницу, четвертого января, он прислал за мной парочку болванов — белого и черного. Тех самых, которые так неудачно пытались охранять нас с Эммой. Он велел им арестовать меня. У белого еще не до конца сошла опухоль вокруг носа и глаз. Они самым торжественным образом арестовали меня в международном аэропорту Крюгер-Мпумаланга за «убийство, покушение на убийство и сопротивление силам правопорядка». Мне позволили сделать один телефонный звонок, а потом заперли в невыносимо душную камеру в нелспрёйтской тюрьме, где я вынужден был терпеть общество враждебно настроенных цветных сокамерников.

Во второй половине дня в субботу прибыл Би-Джей Фиктер — он назвал свой приход «благотворительным посещением узников». Отпустив несколько дурацких замечаний по поводу того, что меня ждет, он сообщил, что в субботу Эмму спецрейсом переправили в Кейптаун. Кроме того, Жанетт передала, чтобы я не беспокоился, она «работает над моей проблемой».

К утру понедельника мне грозило дополнительное обвинение в нападении на сокамерника, но я понимал, что им вряд ли удастся заполучить надежных свидетелей. Потом за мной явилась парочка «белый и черный», меня сковали по рукам и ногам и отвезли в суд, где рассматривался вопрос о моем освобождении под залог. Они проявили ненужную грубость, когда заталкивали меня на заднее сиденье своей «астры». Камеры для подследственных находились под залом заседаний, в цокольном этаже. Молодой белый адвокат с толстым обручальным кольцом представился Насом дю Плесси. Он сообщил, что будет защищать меня по просьбе Жанетт Лау.

— Сделаю что смогу, но ведь у вас уже имеется судимость, — угрюмо проговорил он.

Меня вызвали последним, но двое полицейских не повели меня в зал суда. Я с трудом дошаркал скованными ногами до крошечного кабинетика, в котором меня ждал Джек Патуди. Перед тем как уйти, два болвана плотно закрыли за собой дверь.

В кабинете было два стула, стол и стальной стеллаж. Я сел. Патуди молча уставился на меня. Лицо его искажала гримаса ненависти. Потом он со всей силы грохнул кулаком по стеллажу, оставив на металле вмятину. Задребезжали стекла. Он подошел ко мне и навис надо мной, потирая ушибленные костяшки пальцев. Впервые я увидел, что он вспотел. Капли пота стекали по его черной коже, текли по толстой шее и исчезали за белоснежным воротником рубашки. Судя по его взгляду, ему очень хотелось бы повторить удар, только на сей раз по моей голове.

— Ты… — выдавил он, но продолжать не мог.

Казалось, он просто давится словами, которые готовы сорваться с его губ. Он развернулся и лягнул стеллаж ногой. Еще одна вмятина. Он вернулся, схватил меня правой рукой за подбородок и яростно уставился на меня в упор. Потом пихнул меня назад; стул, на котором я сидел, пошатнулся и упал, и я сильно ударился затылком об пол.

Патуди злобно засопел:

— Скажу тебе только одно. Только одно! — Он схватил меня за рубашку, вздернул вверх. — Меня им не удалось бы купить!

Так мы стояли, Джек Патуди и я, и я понимал, что Верних и его люди сделали Патуди предложение, от которого он отказался. Кроме того, я знал, что никакие мои слова ничего не изменят. Поэтому я просто спросил:

— Джек, что ты имеешь в виду?