Телохранитель

Комсомолке Шаридон, кстати, не туркменке, а таджичке по национальности, не надо было собирать родню на заздравный пир в честь афганского эмира. В Мерве у нее не было родственников, она жила одна, работала в лазарете Пролетарского Красного Креста, придя сюда вместе с советским отрядом. Когда моджахеды покинули город, она без промедления направилась на северо-восток, к мавзолею султана Санджара, где стояла поредевшая после изнурительных боев с басмачами конная бригада Красной армии под командованием Вацлава Поплавского, ожидавшая подкрепления, чтобы вновь взять Мерв. В доставленном ею в штаб батальона донесении, спрятанном между двумя склеенными пчелиным воском серебряными монетами, сообщалось, что его, Урус-Кяфира и Василия Дурманова в одном лице, влияние на Амануллу-хана уже велико и можно начинать операцию «Наследник».

* * *

У векиля Джамоледдина был повод сетовать на Урус-Кяфира, держа на него большой камень за пазухой. Аманулла безоговорочно доверял этому иноверцу, что в принципе было не присуще восточному правителю. Но это был человек отчаянной храбрости, заслуживший всяческого почитания. В чине штабс-ротмистра он сражался на Кавказе в составе 2-го Туркестанского корпуса генерала от инфантерии Николая Юденича. За неполный месяц победоносных для русской армии боев под турецким Сарыкамышем в декабре — январе 1914–1915 годов было оформлено четыре предписания на награждение Александра Бековича-Черкасского орденами Святого Владимира с мечами IV степени, Святого Станислава II и III степеней, Святой Анны IV степени «За храбрость».

Бывшему царскому боевому офицеру ничего не стоило дважды спасти от смерти своего хозяина, что вызвало зависть до зубовного скрежета у Джамоледдина, приближенного Амануллы, о котором тот сам неоднократно говорил, что у него сердце не барса, но змеи.

То, что произошло под Мервом у крепости Абдалла-хан-Кала, случилось уже во второй раз. Впервые молодой эмир оказался под прицельным огнем своих недругов 8 августа 1919 года, в тот самый день, когда был подписан прелиминарный мирный договор между Лондоном и Кабулом, фактически признающий независимость последнего.

Британское командование предоставило в распоряжение Амануллы автомобиль, в котором тот ранним утром въехал в Равалпинди со стороны античных архитектурных строений Таксила, бывших когда-то столицей народа гандхаров. Проезжая мимо так называемой Ступы Ашоки Великого эскорт эмира попал под беспорядочный обстрел, который велся со стороны развалин — ох, уж эти «стреляющие руины» в судьбе молодого афганского правителя! Первым же залпом был убит один из всадников конного сопровождения, другой ранен и истекал кровью, корчась в пыли у ног своего скакуна. Урус-Кяфир, не мешкая, закрыл Амануллу-хана собой, прежде чем кто-то вокруг, в том числе и сам объект покушения, успел понять, что произошло на самом деле. Спешившись, воины верхового конвоя, рассредоточились вдоль обочины дороги и открыли огонь по погруженным в предутренние сумерки каменным нагромождениям древнего индийского городища. Стреляли с колен, как требовал устав того времени, винтовки перезаряжали медленно, поэтому, наверное, ни разу и не попали. После, обследовав местность, не обнаружили никаких следов злоумышленников, исключая пару десятков стреляных гильз, отраженных затворами скорострельных карабинов.

Когда в британской миссии, прибывшей в Равалпинди на переговоры с Амануллой, узнали о вероломном нападении на эмира, долго сочувствовали тому и возмущались наглостью бандитов. Но в этих сетованиях и стенаниях было больше дипломатического такта, нежели искреннего сочувствия. Аманулла, как человек восточного воспитания, без труда раскусил эту манерность и деланость в выражении истинных чувств сострадания, поэтому не поверил своим английским партнерам. Переговоры начались нервно и вязко, без малейшего доверия сторон.

— Любезный эмир, — начал разговор генерал Дауэр, тот самый, чей корпус преградил путь наступающим пуштунам, вдохновленным своими успешными действиями под крепостью Тал, на линии Дюранда, — не буду скрывать от вас, в окружении его величества короля Георга V есть немало тех, кто хотел бы видеть на вашем месте вашего дядюшку Насруллу-хана.

— Я это в принципе уже понял, проезжая сегодня утром мимо каменных глыб Таксилы.

— Но вы и нас должны понять, уважаемый Аманулла. — Дауэр фамильярно похлопал молодого правителя по плечу, нарушая не только рамки дипломатического этикета, но и приличий в культурном обществе вообще. Тем самым он, видимо, хотел показать, что считает себя, невзирая почти на монарший титул своего визави, главным действующим лицом на этих переговорах.

— Так вот, вы должны нас понять, эмир, — повторил генерал после последовавшей непродолжительной паузы. — Сегодня в Лондоне не против того, чтобы Афганистан стал свободной страной. Просто наш Форин-офис несколько озадачила та поспешность, с какой вы стремитесь уйти из-под влияния Британской Короны, фактически бросив нас, своих искренних и преданных друзей, в очень тяжелый момент, который мы переживаем на Среднем Востоке.