Въехав двумя колоннами на тюремный двор, мы увидели на двух створках входной двери в главный тюремный корпус тела двух распятых человек. Руки у них были подняты вверх и разведены чуть в стороны. Ладони были прибиты к дубовым створкам большими коваными гвоздями. Такими же гвоздями были прибиты ноги в районе щиколотки. Судя по форменным штанам, это были сотрудники тюремного ведомства. Мундиры отсутствовали, а нательные рубашки убитых были в крови на местах разрезов и ожогов. Головы были опущены на грудь, У одного покойного волосы на голове были длинные, с красивою проседью, второй был лыс.
«Судя по потёкам замерзшей крови на двери, прибивали живыми», – подумал я, оглядываясь вокруг. Картина была настолько ужасна, что даже я с трудом сдерживал рвотные позывы. Некоторые юнкера не выдержали и, сползя с седла, метали на землю обеденный кулеш.
Кроме распятых на двери, во дворе лежало кучей огромное количество трупов солдат, большинство которых были раздеты до исподнего. Сверху на трупах лежали кандалы.
«Что-то я не помню про такие зверства каторжан в Сибири, – металось у меня в голове. – Хотя об Александровском централе и пересыльной тюрьме узнал только здесь, когда поступил в училище. О восстании поляков-каторжан в шестьдесят шестом году впервые услышал сегодня от Алексея. Но такое количество жертв, да ещё убитых с таким зверством, точно бы отразилось в учебниках моего времени. Ленский расстрел вошёл. А здесь, чувствую, будет беспощадное уничтожение бунтовщиков».
Ко мне на негнущихся ногах подошёл Васильев, вытирая тыльной стороной перчатки рот, и, задрав голову вверх, спросил:
– Тимофей, как можно такое сотворить? Они что – звери?
Я склонился с седла и, еле сдерживая гнев и ярость, тихо произнёс:
– Алексей, в каждом человеке сидит зверь. Если ты умеешь его сдерживать и им управлять, то тебя можно считать нормальным человеком. А если нет?! Если нет, то получаются вот такие ужасы!
Я обвёл рукой полукруг, предлагая юнкеру Васильеву ещё раз осмотреться.
– И наша задача, как я считаю, таких людей-зверей уничтожить. Уничтожить, как бешеных животных.
Я почувствовал, что сам готов сорваться в истерику. Пару раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Наш дальнейший диалог прервала команда сотника Головачева подготовиться к движению. Через минуту взвод покинул тюремный двор.
До глубокой ночи к селу и централу из леса выходили каторжане, поселенцы, которых опрашивали, сортировали, приставляли к работам. Ситуация была критической. На пожарище пересылки, в полусгоревшем селе и из-за разгромленных помещений централа практически не осталось мест, где можно было бы разместить и обогреть более полутора тысяч человек. Также их чем-то надо было накормить, напоить, включая дополнительно почти двести лошадей. При этом около двухсот солдат, вместе с работниками тюремного управления, были убиты восставшими. Конвойной службы и надзирателей не осталось.
Поздно вечером, после того как разместились в одной из камер централа, узнали от Забелина и Сафонова, которые были приглашены на совещание при командире сводного отряда Химуле, последние новости.
Бунт поднял новый этап, который прибыл несколько дней назад. В данном этапе почти все были осуждены без срока, в основной своей массе за убийства и разбой. Присутствовала даже целая шайка из сорока человек, которая больше двух лет третировала Костромскую, Ярославскую и Вологодские губернии. Сожженные поместья, зверски убитые помещики, крестьяне. Бандиты не жалели никого. Эта банда и стала зачинщиком бунта, когда по распоряжению начальника тюрьмы Лятосковича с прибывшего этапа сняли кандалы.
Еще при бывшем начальнике тюрьмы, а теперь иркутском тюремном инспекторе Александре Петровиче Сипягине в Александровском централе произошла своеобразная революция в системе содержания каторжан. Вместо розог, карцеров и кандалов тогда еще надворный советник Сипягин предложил арестантам работу, не только интересную, но и выгодную: две трети доходов шло на улучшение быта, а третья часть копилась и выдавалась при освобождении. Естественно, из Александровской никто не пытался бежать. Большие партии отправлялись с одним-двумя надзирателями на работы в отдалённый Николаевский завод, на строительство дороги. И жили там как совершенно вольные люди.
В прошлом году Александр Петрович получил чин коллежского советника и был назначен иркутским тюремным инспектором, а начальником Александровской каторжной был назначен его верный преемник, в прошлом участник польского восстания надворный советник Лятоскович.