Тэлон (ЛП)

Несколько лет назад я, бывало, закидывался кислотой, но это в разы хуже самой невероятной психоделической химии, которую я пробовал.

Удивительно, как я мог вытворять такое из соображений удовольствия. Напиться, обкуриться, натворить дел, за которые до сих пор стыдно, и называть это «отлично провести время». Я платил тысячи долларов, чтобы почувствовать слабое подобие того, от чего мучаюсь сейчас. Но когда это происходит против твоей воли и не поддается контролю? Совсем другая история.

Сегодня утром родители и Азия отвозили меня к местному ЛОРу, чтобы обсудить мой случай. Вот именно, теперь я — случай из чьей-то там практики. Случай, которому требуется аж три няньки. От мысли попробовать забраться в мой монстр-трак меня мутит. Возможно, я больше никогда не смогу водить машину.

Теперь я снова дома, с подтвержденным диагнозом; у меня болезнь, название которой я едва могу произнести и уж точно не смогу правильно написать. А еще у меня есть куча лекарств и памятка, определяющая изменения в образе жизни, которые должны помочь адаптироваться к моему состоянию.

Чтоб. Я. Сдох!

Очень трудно справиться с желанием спуститься вниз, в собственный тренажерный зал, выпустить пар, а потом запереться в студии. Это мой образ жизни. Я много лет жил именно так. Но сейчас одна только задача спуститься самостоятельно по лестнице, не грохнувшись и не свернув себе шею, кажется невыполнимой миссией. И даже просто попытаться играть или писать музыку с таким шумом в голове точно невозможно.

«Шум должен постепенно пройти, — уверял доктор. — Лекарствам нужно время, они не начнут действовать сразу».

Я сейчас должен готовиться к выходу на сцену и перед тысячами играть музыку, на сочинение которой потратил месяцы. Мои фанаты. Но нет, на моем месте, рядом с моими братьями и кузенами, будет стоять говнюк Финн. Стоять и купаться в моем по праву успехе.

С каждым часом, что я провожу в постели, злоба и тоска пробираются в душу все глубже.

Моя жизнь кончена.

Азия входит в комнату, как всегда очаровательная и милая, в летящей белой рубашке, которая придает ей еще большее сходство с крылатой феей. На голове у нее тонкий золотистый ободок, темные волосы убраны назад, отчего глаза кажутся еще больше и ярче. Она опускает на кровать поднос с двумя тарелками супа и тостами.

— Я тут подумала: почему бы нам не устроить пикник! — заявляет она, присаживаясь по другую сторону подноса.

— Я не собираюсь проводить всю оставшуюся жизнь в этой гребаной кровати.

Она улыбается и мастерски игнорирует мое дурное настроение. В этом искусстве она за последние несколько дней чертовски преуспела.

— Знаю, милый. Врач говорил, что лекарства помогут справиться с головокружением и тошнотой уже через несколько дней. Нет ничего ужасного в том, чтобы немного полежать и отдохнуть.

— Я не хочу есть. Правда. Если поем, меня опять вырвет.

— Здесь только овощи и рис; все очень мягкое. Я специально приготовила. Мне кажется, если ты будешь есть медленно и постараешься не переводить взгляд вверх-вниз, на тарелку и обратно, пока ешь, все будет нормально. Или я могу сама тебя покормить. Мне это только приятно.

— Ты, наверное, шутишь? — Я слегка отталкиваю поднос прочь. — Это должно быть очень смешно.

Ее улыбка исчезает на секунду, но Азия тут же заставляет себя улыбнуться снова, и меня охватывает чувство вины. Она старается, приготовила для меня обед, а я отталкиваю ее.

— Я не шучу, я хочу помочь, Тэл.

— Знаю. Прости.

Все еще пытаясь меня подбодрить, она с деланным энтузиазмом заставляет себя съесть пару ложек супа, а я наблюдаю, как она ест, как подносит ложку ко рту. Зрелище завораживает и угнетает одновременно. Когда мы в последний раз занимались сексом? Даже не помню. Наверное, больше недели назад. От этой мысли мне не по себе. И именно тогда, когда ее бывший пытался с ней связаться. Я все еще злюсь из-за той истории, хотя, конечно, отреагировал, как последний мудак, не стоило так на нее нападать. А сейчас боюсь, что, если не смогу сделать ее счастливой, кто-то другой справится с этим лучше. И я даже понял бы, если бы при нынешнем положении вещей она сама захотела бы найти кого-то другого.

— Нельзя все время принимать лекарства на пустой желудок. Пожалуйста, поешь немного. — Она притворно надувает губы и делает грустное лицо. — Ради меня?

— Разве я могу тебе отказать, Мармеладка? — Изображать человека, которым я был до того, как начался этот дурдом, не так просто, но я заставляю себя, просто чтобы хоть иногда видеть ее искреннюю улыбку.

Я съедаю всю тарелку. Не только потому, что суп очень вкусный. Но еще и потому, что Азия была права — если не смотреть все время вниз-вверх, на тарелку и обратно, справиться с накатывающей порой тошнотой гораздо проще. Интересно, она сама это придумала или вычитала в интернете? Зная ее, я бы не удивился. Она частенько тайком сидит на специальных сайтах, посвященных моей болезни, и пытается выяснить, как можно облегчить мне жизнь.