– Значит так. В связи с отсутствием у части нашей экспедиции каких-либо признаков вменяемости, право выбора верной дороги оставляю за собой. А для этого мне нужно хотя бы, – тут он еще раз взглянул на нас, – хотя бы полчаса углубленной медитации. В полном покое и одиночестве. Посему приказываю: ну-ка, ребятки двигайте в самую дальнюю комнату, и чтобы полчаса глаза мои вас не видели, а уши не слышали.
Я хотел возмутиться таким деспотизмом, но тут Ольга слегка пнула меня по щиколотке и, тепло поблагодарив Андрея, проворно, как ласка, юркнула в проем дальней комнаты. Даже фонарик ей не понадобился. «Надо же какое послушание! – пронеслась шальная мысль, – Отдай я подобный приказ, препирательств и возмущений хватило бы аккурат на полчаса, необходимых для медитации. А Андрея с полуслова послушалась… С такими вот невеселыми думами переступил я порог дальней комнатушки, и яркое пятно света пробежалось по стенам, выхватывая из темноты сцены древнеегипетских труда и отдыха, молитв и преступлений, войны и любви.
Любви! Тихий шорох рождается за спиной… Руки Ольги ложатся мне на плечи, и даже боль от потревоженного ожога растворяется в волне желания, захлестывающего меня с головой.
– Игорь, – шепот жены пробивается к сознанию через стучащую в висках кровь. – Я боюсь. Господи, как я боюсь! Каждый шаг по этим коридорам заставляет меня содрогаться от ужаса. Но больше всего я боюсь, что ты… что я… что мы не успеем…
Она прижимается к моей спине так, словно хочет втиснуться в меня, растворится, найти во мне убежище от смерти, от жизни, от себя самой.
– У нас есть полчаса, – ее губы почти касаются моей небритой щеки, – Целых полчаса, чтобы забыться и забыть. Нет, молчи! Я знаю, что ты должен чувствовать после всего, что произошло с нами… со мной. Знаю. Но, может быть, все-таки…
«Ничегошеньки ты не знаешь! И, слава богу», – хотел ответить я, но вместо этого повернулся и теперь уже сам сжал в Ольгу, так чтобы между нами не осталось ничего кроме тонкой границы кожи. Ее и моей.
Фонарь откатился в сторону и его луч упал на изображение женщины в длинном белом платье, высоко воздевшей руки в приветственном жесте. Кажется, она улыбнулась и ободряюще подмигнула мне. Но в последнем я не уверен, потому что в этот момент мои руки уже лихорадочно освобождали Ольгу от одежды, и сосредоточиться ни на чем другом не удавалось. Как не удавалось потом точно вспомнить произошедшее. Может быть виной всему странный ярко-алый свет, расплескавшийся вокруг наших сплетенных тел? Или эти золотистые потоки, текущие от меня к Ольге и возвращающиеся уже в виде серебряных рек, наполненных дыханием полной луны? Нет, не так. Не от меня к ней, – от меня ко мне. Потому что она теперь тоже «Я». И нет стен, нет границ, есть лишь восторг единения, где каждый ее вдох – это мой выдох. Одно дыхание, одно тело, одна душа на двоих. Мир вовне исчез. Теперь он свернулся внутри нас ослепительно яркой искрой, из которой разгорится отнюдь не пламя, а новая жизнь. Для меня и для нее. Для нас…
Когда мы вернулись в реальный мир, то еще не скоро сумели оторваться друг от друга. Как долго мы отсутствовали, оставалось только гадать: десять минут, двадцать, полчаса? Что ж, мы честно старались не мешать Андрею медитировать. Он однозначно не видел нас; правда, не уверен, что не слышал.
Быстро приведя себя в относительный порядок, мы с Ольгой подошли к выходу, но прежде чем покинуть гостеприимную комнату обнялись и надолго замерли почти на самом пороге. Прощание. Это было наше прощание. Честно говоря, я не слишком надеялся на хепи-энд. Но по телу разливалась истома, а душа витала где-то в эмпиреях, так что возможный переход в мир иной казался вполне естественным продолжением жизненного маршрута.
Когда мы на цыпочках приблизились к «великому и ужасному» экстрасенсу Андрюше, чтобы упаси бог, не внести возмущение в его медитативное состояние, то застали моего гуру за не слишком подобающим Великим Учителям занятием. Презрев полагающуюся в таких ситуациях позу лотоса, Андрей удобно возлежал на спине головой к развилке и, не глядя, швырял туда мелкие камушки, подобранные на месте завала (надо же, не поленился сбегать!), раз за разом бормоча: «На кого бог пошлет»…
– А чё это вы тут делаете? – сурово вопросил я, безуспешно пытаясь вникнуть в мистический смысл происходящего.
– О-о-о, ребятки! – обрадовался экстрасенс, переходя из лежачего положения в сидячее, – А я тут, как раз выбираю для нас светлый путь.
Он осветил фонариком три прохода и пояснил: