Темнее ночи

Александр нахмурился, опустив взгляд на свою руку, на темную синюю вену на своей руке. Он продолжал существовать все эти двести лет только благодаря крови, что текла по его венам.

— Если бы я дал тебе свою кровь, перестала бы ты балансировать между жизнью и смертью, — размышлял он вслух, — или это окончательно разорвало бы слабую связь с этим миром и отправило бы тебя навстречу тому, что ждет по ту сторону?

Он провел кончиком пальца по гладкой, мягкой коже ее щеки, а потом, поддавшись импульсу, который никогда не мог ни понять, ни остановить, поднял шприц, снял защитный колпачок и вогнал иглу в выступающую вену на своей руке, наблюдая с отсутствующим интересом, как пустой сосуд наполняется темно-красной кровью.

За двести лет он достаточно хорошо изучил медицину.

Вытащив иглу, он вставил ее в пластиковую трубку, с помощью которой вводили антибиотики, и выдавил шприц, смешивая свою кровь с жидкостью, поступающей в ее вену. Он повторил это несколько раз, не переставая думать о маленькой девочке с кудрявыми светлыми волосами, пришедшей к нему в поисках чуда.

Покинув палату девушки и направившись к запасному выходу в конце коридора, Александр мрачно улыбнулся. Взглянул на руку. Кожу покрывали капли засохшей крови.

Темной крови.

Нечеловеческой крови.

Смешанной с кровью девушки.

Интересно, что за безумие заставило его смешать свою кровь с её. Он размышлял, вылечит это девушку или убьёт. Кем он был: спасителем или палачом? К сожалению, или, может быть, к счастью, он никогда об этом не узнает.

Он не хотел думать по поводу того, что будет, если после его спонтанного поступка она выживет.

Когда он вышел из больницы, уже почти рассвело. Сделав глубокий вдох прохладного воздуха, он долго смотрел на светлеющее небо. Так хотелось остаться и понаблюдать за восходом, почувствовать божественное тепло нового дня, услышать пробуждающуюся вокруг жизнь, но Александр не осмеливался задержаться. Он пожертвовал Каре Кроуфорд почти пинту крови (прим. около 0,5 литра) и это серьезно ослабило его. При нынешнем состоянии солнечный свет может быть губительным. Подавив стон, он поспешил домой.

Глава 2

Кара выбралась из поглотившей ее темноты. Постепенно она стала различать голоса: голос Наны, пока та неотступно молилась, голос Гейл, переполненный страданиями и мольбами. Кара, вернись, пожалуйста, вернись.

Мужской голос, изумленно восклицающий:

— Она приходит в сознание!

Женский голос, полный недоверия:

— Чудо!

— Мисс Кроуфорд? Кара? Вы слышите меня? — А это уже сказал мужчина, склонившийся над ней. Она попыталась заговорить, но ни одно слово ни слетело с ее губ. Она попыталась кивнуть, но, оказалось, пошевелиться тоже была не в состоянии. Поэтому просто взглянула на склонившегося над ней мужчину в белом халате.

— Кара? — Гейл проскользнула под рукой доктора и схватила руку сестры. — Кара, ты проснулась!

— Г… Гейл?

Сестрёнка энергично закивала:

— Я знала, что ты не бросишь меня. Знала!

— Отойди, Гейл, — произнес доктор. Достав фонарик из кармана, он проверил, как реагируют на свет зрачки Кары. — Вы помните, как вас зовут?

— Кара Элизабет Кроуфорд.

— Какой сейчас год?

— Тысяча девятьсот девяносто шестой.

— Знаете, где находитесь?

— В больнице?

Доктор кивнул. Потом приподнял ее правую ногу, провел пальцем по ступне девушки и, увидев, что ее пальцы пошевелились, тихо что-то пробормотал.

— Нам еще придется сделать кое-какие анализы, — сказал он, возвращая ногу Кары под одеяло, — но я уверен, с ней всё будет в порядке.

— Слава Богу, — пробормотала Нана. — Слава Богу.

Чуть позже, когда Кара снова проснулась, за окном уже стемнело, а поблизости никого не было. Четыре дня. По словам Наны, она была в коме четыре дня. Где она находилась все это время? Ей всегда было интересно, куда отправляется душа человека, пока он в коме. Она отдыхает внутри тела? Или потерянно скитается по миру? Но, даже стараясь изо всех сил, девушка все равно не могла ничего вспомнить. Ничего, кроме…

Кара повернулась к окну и уставилась в темноту. Ей казалось, что она помнит мужчину — высокого, темноволосого, — который, возвышаясь возле ее кровати, больше походил на тень, чем на живого человека. Но, конечно же, он был всего лишь сном, плодом её воображения. Ни у одного человека из плоти и крови не могло быть таких черных, таких бездонных глаз. И таких завораживающих. Ни один земной мужчина не мог передвигаться так бесшумно и грациозно.

И его голос. Глубокий, гортанный, полный страдания. Его голос, произносящий её имя, говорящий с её душой.

Если мужчина был всего лишь сном, то ей хотелось бы видеть этот сон вновь и вновь до конца своих дней.

— Вернись ко мне, — прошептала Кара. — Вернись, мой темный ангел.

Александр приподнял голову, когда в его сознание ворвался слабый голос. Её голос. Он знал, что именно её, хоть никогда прежде и не слышал его.

— Кара, — имя непроизвольно сорвалось с губ. — Что я натворил?