Темник Мамай

— На холм смотри, на дозорного — глаз не своди. Как стрелу увидишь, что вверх пустят, сразу скажешь, — предупредил князь молодого витязя из свиты.

Слева, из-за холма, вынесся на рысях татарский дозор — около десятка.

— Стрелами их сечь! — распорядился князь.

Не успели татары назад повернуть, увидев большой полк, как попадали с коней мёртвыми. В каждом торчало по несколько стрел.

Судя по высланному татарами разъезду, нападение их должно было последовать вскоре.

И в это время витязь из свиты князя закричал:

— Стрелу вижу!

Стрелу успели увидеть многие.

Привстав на стременах, князь крикнул:

— Приготовиться!

Прапорщики продублировали команду князя знаменем, подняв его высоко. На чёрном княжеском знамени сиял золотом лик Христа. Ратники в который раз проверили, легко ли сабли вынимаются из ножен, склонили вперёд копья. Лучники наложили стрелы на тетивы, открыв колчаны.

Над войском повисла напряжённая тишина. С обеих сторон холма, обтекая его, как вода камень, появились первые татарские сотни. Сразу за холмом они соединялись, образуя сплошной монолит.

Сотни прибывали и прибывали. Татары видели большой полк. Запасной стоял за ним, будучи невидимым для врага. Полк рязанский Даниила и московский Тимофея стояли в дубраве и обнаружены не были.

Бегич, въехавший со свитой на холм, счёл, что русских мало. Взвыла татарская труба, бунчуки качнулись вперёд, и татары пошли в атаку. По обыкновению своему басурманскому они издалека начали метать стрелы.

Наши лучники тоже ответили градом стрел. Появились первые раненые и убитые.

Князь Дмитрий взмахнул рукой.

— Вперёд! За Русь! За Москву!

— А-а-а-а, — прокатилось по кованой рати.

Конница начала разбег. Дмитрий специально отвёл полки назад, подальше от холма, чтобы было место для разгона. При встречном конном бою всё решает скорость. Успеют ратники набрать ход, ударят живым тараном по врагу, проломят его оборону — считай, полдела сделано.

Страшен встречный бой. Две конные лавы, многие тысячи всадников, ощетинившись копьями, несутся друг на друга. Сшибка ужасна. Грохот щитов, железа о железо, ржание лошадей, крики раненых и умирающих. Шум страшный, слышимый за несколько вёрст.

Потери с обеих сторон огромные. Кто не ранен, погибает в жуткой давке. А кто уцелел, да упал с коня, выбитый своим же копьём, застрявшим в татарском теле, конями же и затоптан. Только месиво кровавое на земле, никакие доспехи не спасут.

Несколько рядов с обеих сторон — татар и русских — оказались смяты. А потом пошла рубка — ожесточённая, без взятия в плен, до смерти!

Татарский центр прогнулся от первого удара, назад отступил, но фланги целыми ещё были. Бегич на холме, сидя на лошади, сказал своим:

— Ещё немного — и русские побегут!

И к ужасу своему увидел, как на фланги его из дубравы налетает, блистая броней и оружием, свежая конница.

— Москва! — кричали справа.

— Рязань! — ревели слева.

«Всё кончено! — решил мурза. — Не иначе — Олег Рязанский на помощь Дмитрию пришёл». Теперь следовало опасаться самого худшего — удара русских с тыла. Сеча ещё рубилась, ещё проливалась кровь татарская и русская, но мурза понял — битва проиграна. Ещё татары напирали, звучали яростные крики, звенела сталь. Но вот фланги русские стали медленно продвигаться вперёд, грозя замкнуть кольцо окружения.

Бегич, напряжённо следивший за боем, всё ещё надеясь на чудо — а вдруг Аллах поможет, и русские дрогнут, — понял: стоит немного промедлить с отходом войск — и всё, конец! Воинство его поляжет костьми здесь, на берегу реки Вожа. Тогда и обратно в Орду не удастся уйти. В чужих рязанских землях будет много охотников за татарскими головами. Да если и удастся вырваться, добраться до Сарая в целости, так всё равно жить останется недолго, только до аудиенции с Мамаем. Бегич уже не раз видел во дворце, как по знаку Мамая воины душили неугодного или провинившегося тетивой от лука. Нет, только не это, не позорная смерть, которая чёрным пятном ляжет на весь род. Мурза не трус, бывал во многих битвах. Если суждено умереть, то с саблей в руке. Как говорят русские — «мёртвые сраму не имут». Теперь, стоя на холме и видя гибнущую армию, он прочувствовал, понял поговорку.

Мурза взмахнул рукой вперёд и хлестанул коня плёткой, направляя его с холма вниз — в самую сечу. За ним поскакали приближённые, вынимая на ходу сабли из ножен.

Поздно! Татары дрогнули, начали пятиться и оборотились в бегство. Не видя ничего вокруг себя, они ринулись к броду, смяв, сбив Бегича со свитой. А следом с криками: «За князя, за Русь!» — неслись уже чужие ратники. Кто-то из них походя полоснул мурзу саблей по шее. И поскакал дальше.

Брод был неширок, только небольшая часть бегущих переправилась удачно. Другие же из татар, подгоняемые страхом, пустили коней рядом с бродом — лишь бы не остаться на враждебном берегу.

И попали на глубину. Выбраться, переплыть реку в тяжёлой защите удалось немногим.

А русские гнали, рубили и гнали, пока на землю рязанскую не опустились сумерки. И только ночь спасла татарское войско от полного уничтожения. Ратники вернулись на место, где расположился их лагерь, уже впотьмах.