Темное озеро

Учитывая, что она происходила из еврейской семьи, жившей в Беверли-Хиллз, это прозвучало не слишком естественно. Хотя она быстро схватывала — практически мгновенно после поступления в Гленлейк восприняв язвительную сдержанность обитателей Среднего Запада, Энди мастерски пользовалась ею задолго до того, как они обосновались в консервативном Сент-Луисе.

— Так вы двое всю дорогу вместе? — глотнув пива, спросил Том. — Или волшебным образом соединились, разбежавшись с первыми половинками?

— Наша жизнь не столь затейлива, — с усмешкой произнесла Энди, прежде чем приступить к набившему оскомину описанию их краткой семейной биографии. Напомнила, как они вновь сблизились в конце выпускного года. Рассказала, как продолжали встречаться, пока она училась в колледже Смит, а Йен — в колледже Амхерста Массачусетского университета.

Их нью-йоркский эксперимент закончился рождением Кэссиди, и тогда-то они и переехали в Сент-Луис, чтобы Йен мог подхватить семейный бизнес по импорту вин, а Энди — начать заниматься издательством, в основном подарочных альбомов по искусству.

Йена всегда поражало, что жизненные истории привязывались не к чувствам, а к годам и местам. Никто, описывая свою жизнь, не говорил: «Наша любовь вспыхнула с первого взгляда, но сейчас мы любим друг друга еще сильнее, чем раньше».

Джеральд Матисон, который во времена их учебы служил заместителем директора, лавировал по залу, как буксир в переполненной гавани. Его лысая голова разрумянилась, а нос, тогда лишь начинавший краснеть, выдавая склонность к пьянству, окончательно приобрел темно-багровый оттенок.

— Я помню вас обоих! — ликующе произнес он. — Вы же наша знаменитая парочка. Вашу ссору в старшем классе обсуждали даже преподаватели.

— Рад видеть, что вы по-прежнему в школе, — Том протянул руку.

— На самом деле несколько лет назад мне дали отставку… путешествия, возлияния… однако недавно избрали в совет попечителей.

После кончины прежнего директора Линкольна Дэрроу, работа стала тяготить и нервировать Матисона. Отставка определенно устраивала его… или, может, сказался расцветший махровым цветом алкоголизм. В любом случае сейчас он выглядел веселым и спокойным.

Йен мельком заметил, как в кафедральную часть зала направляются новый директор, Джошуа Скэнлон, и его заместительница, Шэрон Лизандер. Они собирались призвать самые влиятельные семьи Гленлейка пополнить школьные фонды. Внезапно Йен пожалел, что заявился сюда. В этом году он мог сделать лишь символический вклад.

— Какими сплетнями нынче питаются в совете? — тем временем лукаво спросила Энди.

— О, даже не знаю. Я заступил на должность только в этом триместре. Хотя могу доложить, что все мы крайне заинтригованы нашим заезжим писателем.

— Ну, факультативный писательский курс всегда считался лучшим в Гленлейке. И кого же пригласили в этом году?

— Его зовут Уэйн Келли. Бывший редактор «Филадельфии инквайрер»[2]

. Вообще-то он давно занимается журналистскими расследованиями и согласился вести журналистский семинар, надеясь в свободное время поработать над собственной книгой. Но мы рады, что у нас появился признанный журналист, способный дать всем отдохнуть от традиционных романистов, мемуаристов и редких поэтических дарований.

Никто, видимо, ничего не заметил, но Йен увидел, как напряглась Энди при упоминании «поэтических дарований». Ее улыбка осталась идеально вежливой, но взгляд слегка затуманился. Он вдруг осознал, что и его собственная улыбка не менее фальшива. Предваряющий выступление директора звон вилки по бокалу призвал собравшихся к тишине, и Йен, улучив момент, склонился к жене.

— Что случилось? — постаравшись изобразить самый невинный вид, прошептал он ей на ухо. — Ты выглядишь озабоченной.

— Ничуть, пустяки, — солгала Энди, чмокнув его в щеку.

* * *

Ознакомившись с сокращенной программой занятий Кэссиди, Йен и Энди посетили по очереди все учебные кабинеты и обменялись с дочерью одиннадцатью текстовыми сообщениями, договорившись о встрече в шесть сорок пять вечера.

Покинув акцию по сбору денег, они дожидались ее в разросшемся Коупленд-холле, где Кэссиди слушала лекцию о правилах подачи заявлений в колледжи, а им предстояло познакомиться с новыми преподавателями.

Вбежав в здание, она быстро пересекла вестибюль, обняла их — крепко, но формально — и плюхнулась рядом на скамью.

Йену показалось, что всего за один месяц дочь повзрослела на целый год. Его мысли устремились к будущим вехам: ее переезду в студенческое общежитие, окончанию колледжа, проводам к алтарю и надеждам на появление внуков…

— Любимое папино местечко в кампусе, — с усмешкой заявила вдруг Кэссиди, возвращая его в реальность. Она выразительно глянула на изваяние Огастеса на постаменте.

Их дочь всегда выражала недовольство статусом, предоставленным ей благодаря щедрости предков. Йен прекрасно помнил, в какое смятение привело шестилетнюю девочку осознание того, что у большинства школьников не имелось зданий, названных в честь их семейств. «Но это же нечестно!» — выпалила она тогда, надув губы.