Темное солнце

По его напряженному лицу я догадался, что он сильно сосредоточился. Его глаза ушли вправо, затем влево; потом остановились и закатились. Лоб избороздили морщины.

– Я… Мне трудно… я… А ты?

– Мое счастье не будет иметь ничего общего с твоим. Счастье – оно ведь очень личное.

– Поделись, – взмолился Дерек. – Может, и мне что-нибудь подскажешь.

Сперва я описал ему окруженную тростниковыми зарослями хижину на берегу реки, чувственную и нежную женщину, свою деятельность лекаря, занятия моей подруги, которая помогает матерям и детям, потом упомянул сумерки над Нилом и вечера, когда моя возлюбленная будет петь, аккомпанируя себе на арфе.

– И все? – бросил он.

– Это много. Это необычайно. Это бесценно.

Он почесал голову.

– Петь, ну да, мне это нравится – петь…

У него вздрогнули веки. Он покраснел.

– У меня красивый голос.

– Да что ты?

– Только странный.

– Почему?

– Он женский.

– Женский голос – это не странно!

Он пожал плечами и пробормотал:

– Для мужчины – странно! – Осветившая его лицо надежда угасла. Дерек опустил голову. – Я люблю петь и ненавижу, когда меня слушают. Тогда зачем?

– Не хочешь спеть для меня?

В смятении он окаменел. Об этом его никогда не просили. По его телу пробежала дрожь.

– Спой для меня, – настойчиво повторил я.

Позабыв, что ничего не видит, он в сомнении хотел было оглянуться по сторонам.

– Где мы, Имени? Кто меня услышит?

– Кроме меня, никто.

Дерек успокоился, его напряжение спало, он сильно выдохнул, расслабил руки, ноги и шею, осторожно втянул в себя вечерний воздух и отпустил свой голос в темноту.

Звук великолепно вибрировал.

На меня тотчас нахлынули воспоминания. Я вновь видел того, кого, впервые услышав в лесу, принял за фантастическую птицу; я вновь испытал удивление при звуке этого плотного, ласкающего, шелковистого тембра, который руладами разливался под небесным сводом, этого вьющегося кольцами пения, опиравшегося лишь на дыхание, которое, то на мгновение свободное, то вдруг сдержанное, казалось безгранично мощным. Сладострастные трели умелого вокалиста и нежного соловья околдовали меня.

И все же одна деталь меня тревожила: в голосе Дерека было что-то от голоса Мерет. Не только мягкость и полнота звучания, но и тесситура. Низкий женский голос, берущий те же ноты, что высокий мужской, – это подобие сбивало меня с толку. Внутри меня трещали заграждения, поддавались ворота – я, забыв про здравый смысл, высоко оценил искусство Дерека. В упоении я предался ему, соглашаясь идти за ним, куда он поведет, в филигранные высокие частоты, что в зените соперничают со звездами, в глубину его рокочущих басовых тонов, что парят над темной долиной. Я присутствовал при таинстве, при рождении чистой красоты, той, что создается и возрождается каждую секунду, что свидетельствует о жизненной силе в сердце вселенной, той, что, с тех пор как она создала мир, ждет своего часа в надежде, что придет артист и вернет ей жизнь.

Дерек умолк, но его пение еще витало в воздухе и царило над глубокой тишиной, казавшейся его продолжением.

– Спасибо, – выдохнул я.

– Не браво? – встревожился он.

– Спасибо стоит дороже, чем браво. Ты увел меня туда, где я никогда не был. Волшебное путешествие.

Он нахмурился, ему наскучило мое восхищение. Затем уронил голову на грудь и промямлил:

– К чему все это? Ни к чему.

И до самой ночи он больше не разжал губ.

Я не мог уснуть на своем импровизированном ложе в самом сердце влажной ночи, едва тревожимой отдаленным стрекотом цикад: наше общение все больше и больше сбивало меня с пути. Тот эпизод, когда я на мгновение совместил Дерека и Мерет, меня смущал, он подталкивал меня к опасному сближению с братом. В том, что прежде претило мне, я отныне различал причины и даже оправдание. Дереку помешали расцвести – поступок нашего отца и вызванное им отчаяние. Обстоятельства надругались над ним. Посягательство на него в возрасте девяти лет отвлекло мальчика от его предназначения, придавив злопамятством и досадой. Иначе он, возможно, следовал бы своему призванию. Разумеется, с другим голосом, но ведь не голос же делает талант – это талант делает голос. Из-за этого Дерек, жаждущий господства и алчущий власти, пренебрег своим даром, а потом и вовсе стал скрывать его, видя в нем проявление своей кастрации, то есть слабости. Если бы он согласился, если бы мне удалось убедить его, вместо того чтобы претерпевать, сделать из этого своего состояния союзника, я бы, возможно исправил то, что… Стоп! Вот почему мне следует прекратить всякие отношения. Я не только находил ему извинения – я предполагал помочь ему измениться к лучшему. Хуже того: спасти его от него самого. Удобно устроившись в траве, страстно мечтая о сне, я прервал свой монолог, пробормотав: «Как бы то ни было, через восемь дней я его убью».

Мы все шли и шли. До моря было уже не так далеко. Я изнывал от желания увидеть чаек, мне даже не терпелось пресытиться их непрестанной болтовней. Время от времени к моим ноздрям волнами подступал йодистый запах…

«Через пять дней, как бы то ни было, я его убью».