Темнота в солнечный день

Пока еще не опустились сумерки, они прекрасно видели, что иные проходившие соседи поглядывали на них чуточку удивленно – и тогда ухмылялись про себя. Все понятно: сегодня троица себя вела крайне необычно по сравнению со стандартными вечерами. Не жарили на гитаре во всю ивановскую, песен не пели, бутылочное пиво из горла не хлебали, вообще не шумели. Сидели, сразу видно, трезвые, лениво болтали о всякой чепухе, а временами травили анекдоты. Прошествовавший мимо Карпухин вида не показал, но не мог не быть удивлен столь примерным поведением красы и гордости местной шпаны.

Сумерки давно сгустились, повсюду в окнах загорелся свет – но два окна Танькиной квартиры на третьем этаже оставались темными. Что не могло не вызвать циничных ухмылочек – там определенно происходило нечто, не имевшее никакого отношения ни к живописи, ни к изящным искусствам вообще. Везло Таньке – родители уже год как строили в Африке для местных что-то жутко индустриальное, позволившее бы тем сигануть с пальмы прямо в развитой социализм (как обещал намедни по телевизору товарищ Брежнев, шамкая и пришепетывая, да вдобавок с величайшим трудом одолевши слово «индустриализация» – но одолел все-таки, молодца). Вот Танька и радовалась жизни одна-одинешенька в трехкомнатной квартире. Правда, соблюдая максимум приличий и конспирации: специфика дома была в том, что практически все его жители черт-те сколько лет работали в одном стройуправлении и походили на что-то вроде большой семьи или маленькой пятиэтажной деревни. Стройуправление для них этот дом и построило, перевезя сюда и дочернюю контору из Миусска (Митину мать в том числе). Так что все друг друга знали-приятельствовали (были, конечно, и несколько бытовых врагов) и за моральным обликом молодого поколения следили сообща, по зову сердца, так сказать. Так что вечеринки с сокурсниками и здешними подружками Танька устраивала вполне приличные, без грохота музыки на весь двор и прочих излишеств нехороших разных. Прекрасно понимала, в какой деревне живет и какой ворох компромата в случае чего ее родителям могут выложить по их возвращении доброжелатели. И с личной жизнью шифровалась старательно. В том, что роль таковой уже второй месяц играет виртуоз кисти, троица уже не сомневалась (как и вся кодла), но и тут конспирация блюлась строгая.

– Ага! – обрадованно сказал Сенька.

На третьем этаже зажглось сначала окно большой комнаты, потом кухонное – оба плотно задернуты занавесками, так что ничего интересного не усмотришь.

– Один нюанс, – сказал Митя. – А если он у нее заночует? На той неделе я его «москвичок» тут видел ранним утром, когда Пирата прогуливал. И позавчера, в ночную смену, специально попросил Володю в час ночи по двору проехать – снова стоял зеленый…

– Так ведь не угадаешь заранее… – сказал Батуала раздумчиво. – Ничего, авось свезет…

Свезло. Минут через десять из подъезда вышел долгожданный объект – крепкий парень лет на десять их постарше, в джинсовом костюмчике, с аккуратно подстриженной короткой бородкой. Преспокойно шагнул к «Москвичу», на ходу доставая ключи.

Операция вступила в решающую фазу. Они почти синхронно поднялись со скамейки, вразвалочку прошли пару-тройку шагов, отделявших их от машины, и Батуала согласно заранее расписанным ролям энергично воскликнул:

– Товарищ гражданин, можно на минуточку?

Бородатый спокойно обернулся.

– Разговорчик к вам есть, – задушевно сказал Доцент. – На тему высокого искусства.

– А конкретно?

Вступил Сенька:

– А конкретно – надо бы побазарить про заезжих. Которые наших девушек фантазируют да еще и голыми их рисуют.

– У кого-то конкретно претензии есть по девушке? – к их некоторому разочарованию, совершенно хладнокровно спросил бородатый.

– Конкретных нет, – первым нашелся Батуала. – Но все равно, непорядок…

– И в чем?

Вот тут они самую чуточку растерялись. Очень уж спокойно заезжий держался, да и разговор пошел не вполне по стандартам. И вдобавок мало похожий на хлипкого прекраснодушного интеллигента, не понимающего, что, если вечером во дворе (в чужом для него!) подошли трое местных и завели такой именно разговор, дело может и керосином запахнуть…

– Ага, понял, – спокойно продолжал бородатый. – Неважно, ваша это девочка или нет. У вас на всех девочек монополия. Потому что вы тут вроде здешних помещиков. Угадал?

– Ага, – сказал Батуала. – Нежелательно бы нам, чтобы ходили тут всякие. Опять же рисовать наших девочек голыми – моральный ущерб дому. А он за звание «Дом высокой культуры» борется… между прочим.

– Короче говоря – «Чтобы мы тебя здесь больше не видели?»

– Уважаю телепатов… – сказал Сенька.

– А ежели я, господа помещики, этакий ультиматум не приму?

– Возможны легонькие меры физического воздействия… – сказал Доцент самым культурным тоном.

– Интересно, – прищурился бородатый. – Вы, парни, не из студентов будете? Изъясняетесь гладко, на примитивную шпану не похожи…