Темные игры (сборник)

Честно говоря, о внешнем виде крахмала он имел довольно смутное представление. И едва ли отличил бы, к примеру, от муки. Обмакнул палец в порошок, но лизнуть не решился.

— Не знаю, — отнюдь не рассеял сомнений Левушка. — Петровны не было, я у нее в столе пошарился. Вроде на крахмал похоже… Сыпь, не отравишься, все равно не для еды.

И Дима высыпал весь подозрительный порошок. Без остатка

Райзер долго будет потом видеть один и тот же кошмарный сон — пакет медленно, тягуче наклоняется, белая струйка едва ползет вниз, он пытается крикнуть, помешать, гортань парализована, руки тоже, Немчинов ничего не видит и не слышит — и Левушка раз за разом будет просыпаться с бешеным криком: «Останови-и-и-ись!!!»

30 марта, 16.18, там же

— Варите что-то? Какой нынче праздник? — в дверь проник чуткий породистый нос Люськи Синявской, большой любительницы угоститься на халяву. Вслед за носом в их комнатушке очутилась и его законная обладательница.

Чтоб ты раньше пришла, неприязненно подумал Дима, глядишь, надпись бы на пакете перетолмачила… Про Синявскую ходили слухи, что она великая полиглотка, закончила филфак и владеет не то пятью, не то даже шестью языками — впрочем, никому в редакции проверить это не удавалось, ввиду отсутствия знатоков латыни, греческого и португальского. Приходилось верить на слово, но французскую и англицкую мову Люська знала точно. Но их трудам это никак помочь не могло — разорванный в клочки пакет-улика был уже выброшен в мусорный бачок в мужском туалете.

— Так что готовите, мальчики? — застывшая лет десять назад на тридцати с хвостиком Синявская звала мальчиками абсолютно всех представителей противоположного пола.

— Любовный напиток варим, — мрачно ответил Дима, не терпевший Люську. — Приворотное зелье. Тебе для работы не надо, как первой свахе? Нальем по сходной цене…

Еще в последние времена Союза, когда брачные объявления печатались лишь в плюющих на все прибалтийских газетах, Люська Синявская выступила в роли застрельщика и новатора — открыла в районной газете еженедельную рубрику «Знакомства», угодив в телесюжет как «первая сваха города Пушкина» — и прозвище приклеилось.

Он надеялся, что после таких слов Люська отвалит, позволив без помех продолжить эксперимент с крахмалом. Ан нет, настырная стерва с охотой включилась в пикировку:

— Я вообще-то с этим делом завязала, но для вас, мальчики, готова вспомнить юность золотую и расстараться. Больно смотреть, как вы холостыми на корню сохнете. Особенно Левушка… совсем иссох… как былинка, от ветра клонится…

Райзер, с трудом втискивающийся в пятьдесят четвертый размер, смущенно попытался втянуть живот. Дима, перейдя на «вы», начал откровенно хамить:

— Да какие наши годы, мы еще с Левой показакуем… А вот вам, Людмила Федоровна, пора бы наконец о семейной жизни задуматься…

Похоже, проняло. О скрипуче-ледяной голос Синявской можно было уколоться и обрезаться:

— Я вообще-то замужем, Димочка…

— Да-а-а?… — недоверчиво протянул Дима, сжигая все корабли и переходя все Рубиконы. — Еще замужем? А глаза какие-то неудовлетворенные… Костика, наверное, плохо кормите — не справляется мальчик ?

Удар ниже пояса. У Костика, не то четвертого, не то пятого мужа Синявской (лет на семь ее младше), сейчас действительно голодные времена. Гонконгские «мыльницы», понакупленные весьма далекими когда-то от фотодела гражданами, подорвали доходы вольного фотографа. Люськина писанина кормила обоих.

Синявская яростно фыркнула и вышла, не прощаясь.

— Зря ты так, — сказал миролюбивый Левушка. — Нагадить она может ох как не слабо…

— Да и черт с ней! И на листке этом свет клином не сошелся, давно тут все опостылело… — зло парировал Дима, и, немного успокоившись, добавил:

— Ну все, пора разливать. Придерживай формы…

Большой кошмар вступил в новую фазу.

30 марта, 19.02, лаборатория НПО «Гранат»

Коридоры были пустынны, даже самые записные субботние трудоголики к семи часам вечера давно разбежались. Одинцов, Димин приятель и тезка, сразу провел их в лабораторию, и тут же куда-то поспешил — не иначе как за стаканами и закуской, очертания литровки сквозь полиэтиленовый пакет он углядел мгновенно.

— Ну, старик, давай в темпе, — Залуцкий возился с камерой, — распаковывай свои аксессуары. Побыстрее надо уложиться, Гера вон домой торопится… У него жена там молодая одна скучает. Ну а мы посидим потом по-холостяцки, вспомним дни былые…

Гера, на редкость молчаливый паренек, настраивал осветитель. Дима, проникнувшись сочувствием к нему и к молодой жене, быстро распаковался.

— Ну как? Красотища?!

— М-да… — неопределенно протянул Залуцкий и почесал в затылке.

— Погоди, Серега, посмотришь в движении — как живая будет… Куда бы ее плюхнуть-то…

— А вон тара подходящая… — Залуцкий подставил найденную на соседнем лабораторном столе посудину.

— Это называется чашка Петри, — поделился научными познаниями Дима, хотя использовал сии чашки лишь в качестве пепельниц на пьянках с Одинцовым. — Да грязная она какая-то…