Темные искусства

— Я на минутку отойду, Адольфус. Послушай мадам Катерину, — с этими словами она поспешила в кладовку, явно сговорившись с пышногрудой цыганкой.

Макгрей вздохнул.

— Какого черта вам надо?

Он переплел пальцы. Совсем недавно ему сняли повязку, но швы на обрубке пальца, отсеченного его сестрой, все еще являли собой жуткое зрелище.

— Безымянный, на правой руке, — произнесла цыганка с меланхолией в голосе. — Как и писали в газетах.

— Угу. Рад, что этот не потерял — или вот эти два.

Цыганка улыбнулась.

— Ты мне нравишься. — Она крутанула стакан, втянула запах напитка и сделала большой глоток. Поморщилась. — Ах, и правда приличное пойло!

— Я не любитель спрашивать дважды. Какого черта вам?…

— Я верю тебе, мальчик мой.

Макгрей поднял взгляд, в котором отразился свет очага — голубые глаза вспыхнули янтарем.

— Не играйте со мной, — пригрозил он, положив ладонь на стол и медленно сжав ее в кулак. — Я повидал достаточно шарлатанов вроде вас. Плутуете и врете ради пущих грошей.

— Не равняй меня с ними, мальчик. Я очень сочувствую твоему горю.

— Да вам-то какое дело?

Она криво улыбнулась.

— Я знаю, каково это. Я потеряла родителей, когда была совсем мала. Тебе еще повезло.

— Повезло! Да уж.

— Ты крепок, у тебя есть дом и винокурни… — она втянула аромат напитка. — У меня ничего такого не было. Я была нищенкой со странным акцентом, одна-одинешенька. За буханку плесневелого хлеба или ночь под крышей платила сам понимаешь чем. Иногда…

Она умолкла, словно проглотив слова, которые собиралась произнести. Она сделала большой глоток и прокашлялась.

— Но я пробилась. Я больше не потерянная, беспомощная девчонка и никогда больше ею не буду. Поверь, я здесь не для того, чтобы попрошайничать или нажиться на твоем горе. Я готова помочь, пусть даже никто не помог мне, когда я оказалась на улице.

Макгрей скривился — то ли сочувственно, то ли раздраженно. Цыганка улыбнулась, заметив проблеск сопереживания. Вот он, ее шанс — трещина в скорлупе этого юноши.

— Ты ведь кое-что увидел, — прошептала она, и ее голос вводил в транс, как шипение змеи. — То, чему не можешь найти объяснения… Тебя даже посещала мысль, что ты и сам сошел с ума.

Макгрей молчал. Он смотрел на нее не мигая, его грудь медленно вздымалась.

— Ты видел дьявола, не так ли? Видел его рога и опаленную плоть. Видел, как он убегал. Было такое?

Макгрей едва дышал.

— Откуда вы знаете?

Цыганка положила ладони на стол — ногти на них походили на когти орла.

— Я вижу такие вещи, мой мальчик. Я вижу, что с твоей младшей сестрой случилось нечто чудовищное. Нечто невыносимо ужасное.

В этот момент дверь распахнуло сквозняком, от чего угольки в очаге замерцали.

— За такими вещами тянется след, мой мальчик, — продолжила она. — От них несет смрадом. Смрадом демонов.

У Макгрея открылся рот. Весь Эдинбург только и судачил, что о показаниях Клоустона. О том, что Фиалка[1] упомянула дьявола, писали во всех газетах. Ему хотелось крикнуть об этом, схватить эту женщину и вытолкать ее отсюда прочь, однако в глазах ее было нечто такое, от чего он никак не мог отвернуться. Она смотрела на него почти по-матерински проницательно. Цыганка подалась к нему и прошептала:

— Ты же видел, что случилось там на самом деле, так ведь? Ты видел то, что вижу я.

Холод с улицы пробирал Макгрея до костей. Он редко мерз, но все-таки поежился.

— Я вижу еще кое-что, — торопливо произнесла цыганка, будто достучаться до зябнущего Макгрея стало проще. Она улыбнулась, но уже теплой, утешительной улыбкой. — Возможно, для твоей сестренки еще есть надежда. Пока еще есть.

Макгрей напрягся всем телом; это оцепенение было словно щит, которым он сдерживал цыганку. Эта женщина говорит ему те самые слова, которые он так жаждал услышать. Тем больше причин оставаться настороже.

Он молчал, и женщина наклонилась поближе. Ее глаза тоже горели, как угольки.

— Я могу помочь тебе.

Макгрей с недоверием посмотрел на нее, костяшки на его кулаке побелели. И все же взгляд отвести он не мог.

Лицо цыганки растянулось в улыбке.

— Мы можем помочь друг другу.

1889

Пролог

Пятница, 13 сентября 1889 года

За полчаса до полуночи

— Твоя проклятая цыганка опаздывает, — рявкнул полковник Гренвиль, глядя в окно на темный сад. Он так крепко прикусил сигару, что во рту теперь было полно табачных ошметок. Он сплюнул их, развернувшись лицом к затемненной комнате, но вид присутствующих только ухудшил его настроение.

Леонора склонилась над своей ненавистной книгой по черной магии и твердила какую-то чушь, а свечи, расставленные на круглом столе, отбрасывали резкие тени на ее исхудалое лицо.

— Она придет, — произнесла девушка двадцати двух лет так отстраненно, будто сама хотела казаться призраком. Полковник Гренвиль подумал, что глупой девчонке не помешает хорошая взбучка за то, что воображает себя великой прорицательницей.